Александр Родимцев - Машенька из Мышеловки

На этот заслуженный отдых мы вышли с высокой наградой. От имени трудящихся города Киева корпусу было вручено знамя. Это знамя вручил нам товарищ Хрущев.

Мне и теперь не забыть тех волнующих минут, когда в опаленном городе над замершим военным строем плеснуло, словно кипящая волна, яркое полотнище, а Никита Сергеевич обнял и поцеловал молодого, рослого солдата.

Под этим славным знаменем нам предстояло сражаться до полной победы, и мы поклялись в тот день, что оправдаем любовь и доверие киевлян.

В Конотопе мы с комиссаром условились провести смотр бригады. Наши ряды заметно уменьшились в тяжелых боях, и на вооружении появились вместо потерянных — трофейные пулеметы. Однако нам нужно было точно знать, сколько у нас бойцов и офицеров, каким оружием мы располагаем, сможем ли по первому приказу снова вступить в бой. Признаться, нерадостно выглядел строй нашей бригады, и даже невоенный человек сразу понял бы, что эти бойцы прошли сквозь ливни свинца. Гимнастерки солдат были изорваны осколками и пробиты пулями, фуражки измяты и закопчены, обувь разбитая, рваная, а на многих несуразные трофейные ботинки.

В строю я заметил и легкораненых, с повязками, белевшими из-под фуражек, с руками на перевязи, с забинтованными ногами. Эти славные воины отказались уйти на лечение в тыл, они не выходили из боя, даже будучи ранеными.

На самом краю левого фланга, среди военфельдшеров, санитарок и медицинских сестер, я заметил стройную смуглую девочку. Сразу припомнился Киев, Голосеевский лес, блиндаж… Неужели это она, Машенька из Мышеловки?

Я подошел к ней, поздоровался, спросил:

— Машенька?..

Выпрямившись и откинув голову, она отчеканила браво и звонко:

— Так точно, товарищ полковник, санитарка Мария Боровиченко.

— Я слышал о тебе, Машенька. Смело воюешь, молодцом… Где твой дядька?

И снова ответ чеканный, но непонятный:

— Не прошел, товарищ полковник… Брак.

— Куда не прошел и что это за брак?

— Наши врачи его забраковали. Теперь он прислал мне письмо из города Калача.

Я спросил нарочно серьезно:

— Может быть, поедешь к нему?

Машенька вздрогнула, строго нахмурив брови.

— Никак нет, товарищ полковник. Бригада — моя семья. — И голос ее вдруг сорвался. — Вы по-прежнему считаете меня маленькой?

Я пожалел, что задал ей этот обидевший ее вопрос.

— Хорошо, Машенька, — сказал я, — боевые товарищи тобой довольны. Но в будущем береги себя: смелость не должна быть слепой, она должна быть и осмотрительной.

Что порадовало и меня и комиссара при смотре бригады — уверенность и боевой дух наших десантников. Только вчера эти люди смотрели смерти в глаза, дрались один против трех фашистов, подрывали гранатами вражеские танки, ходили в отчаянную разведку, горевали по товарищам, которых никогда уже не вернуть, а сегодня их лица дышали суровой отвагой и решимостью.

Отдых под Конотопом был очень коротким. Уже на второй день после нашего прибытия сюда в небе загудели вражеские самолеты. Сначала появились их разведчики, а потом десятки бомбардировщиков и штурмовиков. Теперь даже те бомбежки, какие нам довелось пережить по пути в Киев, могли показаться детской забавой. Фашисты как будто собрались испепелить всю землю и сыпали, сыпали бесчисленные тонны бомб.

А положение на фронте становилось все более сложным. Сильный и хитрый враг прорвал оборону у Киева, перешел через Днепр и двинулся в наши тылы. Над войсками, оборонявшими Киев, нависла очень серьезная опасность. Они могли быть отрезаны и окружены. В этих условиях самым главным было остановить врага.

Я получил приказ — перебросить бригаду на южный берег реки Сейм и занять здесь оборону.

Трудным был наш ночной бросок на Сейм, но в назначенный день, 4 сентября, мы уже рыли окопы на берегу Сейма, устанавливали противотанковые пушки, готовили к бою пулеметы и минометы.

Через четыре дня командиры первого и второго батальонов мне доложили, что на северном берегу Сейма, вблизи деревни Мельня, появилась вражеская пехота и что она готовится к переправе.

Мы тоже не теряли времени даром и были готовы встретить непрошеных гостей. Я решил побывать в батальоне, который занимал оборону у железнодорожного моста через Сейм, и тронулся в путь с двумя автоматчиками.

Едва мы прибыли в батальон и вошли в блиндаж командира, как фашисты открыли по нашим позициям ожесточенный огонь из орудий и минометов. Передовые подразделения немцев начали в это время спускать на воду надувные резиновые лодки. Я сказал телефонисту, чтобы он соединил меня с командиром нашей бригадной артиллерии, и приказал немедленно открыть огонь по переправе противника.