Михаил Лыньков - Незабываемые дни

Сыч так молодецки откозырял и прищелкнул каблуками, что Байсак умилился:

— Не воин — загляденье! Из командиров?

— Батальонный комиссар, товарищ командир! — отрапортовал Сыч и вытянулся в струнку.

— Голубчик мой, как же это кстати! С политикой у меня немного не клеится… — слегка помрачнев, сказал Байсак. — Не везет мне с политикой, из-за нее даже неприятности имею. Еще фашиста бить — это моя специальность, а тут пасую малость, пасую.

И задав несколько незначительных вопросов — где, да что, да как, долго ли пробыл в плену, — величественно провозгласил:

— Комиссаром будешь при мне. Чтобы было, как у людей. Не годится моим бойцам оставаться без политической работы. А ты, остроносый, по какой специальности? — обратился Байсак к Сомику.

— Ездовой артиллерийского дивизиона, товарищ командир.

— Артиллерийского? Смотри ты… Фамилия?

— Сомик.

— Голубчик мой, дай я на тебя поближе погляжу. Такая ласковая фамилия, мирная, и вдруг тебе — артиллерия. Ах ты, мой бог войны! Значит, к лошадям имел касательство?

— Без коня в нашей службе невозможно, товарищ командир.

— Правильные слова говоришь. Что ж, и ты мне пришелся по вкусу, будешь… — Байсак придумывал место для этого проворного на вид паренька, на котором и рваная гимнастерка сидела, как вылитая, расправленная до последней складочки. Аккуратный, видно, боец и служака. — Ординарцем будешь у меня… Кони чтобы всегда были наготове!

— Слушаю, товарищ командир!

— А теперь выдать им оружие, как полагается каждому по его званию. Ели?

— Не успели еще, товарищ командир, с самого утра в дороге, к вам спешили! — ответил Сыч как старший по званию.

— Накормить! И если там что лишнее есть из трофеев, — скомандовал он одному из своих бойцов, — одеть. Выдать батальонному комиссару парабеллум, ординарцу моему карабин и как кавалеристу — саблю. Хотя… — он смерил взглядом фигуру Сомика, — саблю отставить, будет только мешать.

Тут же набросился на гармониста:

— Ты куда девался, лодырь, с неделю не вижу! Где слонялся?

— Виноват, товарищ командир, тетку проведывал. Потом отбился, не мог попасть в отряд.

— Не мог… Я вот тебе такое «не мог» пропишу, что ты и десятому закажешь.

— Я случайно, товарищ командир.

— Случайно… Знаем вас, случайных! Товарищ батальонный комиссар, займитесь потом такими вот типами, на дисциплину, на дисциплину нажимайте!

И вдруг, словно вспомнив что-то:

— Где же гармонь?

— Тут, у хлопцев.

— Тогда тащи ее сюда.

И, уже ни к кому не обращаясь, говорил задумчиво:

— Вот оно как… А они все придираются ко мне, придираются. А ко мне сам народ идет. Он знает, народ, кто настоящий командир, кто по-настоящему фашистов бьет. Верно я говорю или нет, боевые мои товарищи?

— Ура командиру!

— А если правильно фашистов бьем, значит, имеем полное право душу развеселить. Гуляй, хлопцы! Давай гармонь, да так крутнем, чтоб дома не журились!

И началась обыкновенная пирушка байсаковцев, которая могла продолжаться и день, и два, в зависимости от обстоятельств, от удачи, от настроения командира.

За три месяца работники обкома успели побывать почти во всех районах области и в некоторых районах смежных областей. Почти в каждом районе основывались подпольные партийные центры. Наладилась надежная связь с минскими подпольными группами. Товарищи из обкома были в безостановочном движении: наведывались в дальние районы, пробирались в города; поддерживали связь с периферией, налаживали партийную работу в партизанских отрядах.

Люди до того переутомились, что Василий Иванович порой запрещал кому-нибудь из товарищей на день-другой отлучаться из штаба и заставлял кое-кого немедленно забираться в палатку да как следует выспаться. За последние недели он и сам так заработался, что стал походить на больного. И, повидимому, в действительности заболел. Глядя на его осунувшееся лицо, на запавшие землистые щеки, Майка отважилась сказать Василию Ивановичу:

— Вам, дядечка, отдохнуть тоже не мешало бы, да хорошенько отдохнуть. Вы же совсем больны. Посмотрите на себя, на кого вы стали похожи: одни только глаза и светятся.

— А ты хотела, чтобы я весь светился? — шутливо ответил он.

— Вам все шутки… А про то забываете, что народ на вас надеется. А какая же польза от вас будет, от больного?

— Какая ты, однако, серьезная! Ну ладно, ладно, наслушался твоих уговоров, а теперь давай дальше. На чем мы там остановились?