Михаил Лыньков - Незабываемые дни

Шел одиннадцатый час ночи, когда Вейс, наконец, смог зайти к себе в комендатуру. Он был так обессилен, что тут же повалился в кресло и сидел в нем с закрытыми глазами, наслаждаясь сладостным теплом, покоем, уютом, которые были невыразимо приятны после всей этой страшной сутолоки и беготни. С такой работой недолго и сойти с ума, как этот злосчастный Штрипке. Какое нахальство! Какая дерзость! Не проходит и недели, чтобы не выкидывали какого-нибудь фортеля! С такими фортелями можно в один прекрасный день не только лишиться мундира, но, чего доброго, и без головы остаться.

И Вейс невольно прикоснулся рукой к мокрым от растаявшего снега вискам. Снял шапку, отряхнул ее, положил на стол. Керосиновая лампа, — электричества не было после бомбежки, — горела неровным пламенем, мигала, порой шипела. Лицо Вейса нахмурилось. Когда началась сумасшедшая перестрелка, он приказал всем сотрудникам комендатуры быть наготове. Выявилось, что два офицера отсутствуют. Бросились к ним на квартиры, но и там их не оказалось. Правда, они не дежурили сегодня, но должен же Вейс знать, где его подчиненные, должны они доводить до его сведения, куда ходят, куда отлучаются.

Он собрался уже позвать дежурного по комендатуре, как в дверь тихо постучали.

Унтер-офицер доложил, что патруль привел господ офицеров. Вейс вспыхнул, как спичка:

— Какое право имеет военный патруль задерживать моих офицеров?

— Осмелюсь доложить: они пьяные, господа офицеры.

— Ввести их сюда!

Гарнизонный офицер и несколько патрульных солдат ввели двух офицеров. У них был такой страшный вид, что Вейс даже поморщился. Обтрепанные, грязные, один без шапки, они еле держались на ногах и, чтобы не упасть, время от времени хватались за своих конвоиров.

Начальник патруля почтительно вытянулся:

— Извините, господин комендант, что мы задержали ваших офицеров. Но сейчас время такое, что в их состоянии на каждом шагу может угрожать опасность. Мы решили доставить их в ваше распоряжение.

— Благодарю, можете итти, — сухо сказал Вейс, но тут же спохватившись, спросил:

— Как пожар?

— Затухает, господин комендант.

— Почему до сих пор не потушили?

— Удрали пожарные машины, господин комендант.

— Куда?

— Вслед за бандитами.

— Чудеса! Гм… И не догнали их?

— Невозможно было, господин комендант. Стрельба была в нескольких местах, и надо же было раненых из эшелона спасать.

— Однако… Ну, можете итти.

Только когда патруль ушел из комендатуры, господин Вейс дал волю своей накопившейся злости, которая постепенно одолевала его после всех этих тревожных часов.

— Доложить, где были! — гаркнул он на своих подчиненных. Один из них с пьяных глаз и перепугу поскользнулся и грохнулся на пол, едва не задев ногу господина коменданта. Другой хлопал осоловевшими глазами и безрезультатно старался взять под козырек, хотя и был без головного убора.

— Карти-и-на! — только и произнес немного растерявшийся Вейс и отступил на несколько шагов. Заметив, однако, рыжего унтера, строго приказал ему:

— Марш! Дежурного ко мне!

И минуту спустя он уже распекал дежурных работников, глаза метали молнии, и тысячи Самых грозных обещаний сыпались из уст разъяренного начальника. Сделав многозначительный жест рукой в сторону пьяных, приказал:

— Под суд! Гауптвахту! Арест! Две недели!

Еле успокоился, когда пьяных вывели. Позвонил Коху, чтобы узнать мнение уважаемого комиссара гестапо о последних событиях, но тот не отвечал.

— Работает, выслуживается! Однако я подложил тебе свинью. Будешь знать, как задирать нос перед старшими… — С немалой долей злорадства вспомнил господин комендант про письмо, которое они вместе с подполковником, командиром пехотного полка, отослали самому гаулейтеру. В этом письме говорилось о недопустимом поведении комиссара гестапо, который абсолютно не считается ни с кем из господ офицеров.

Позвонил еще в полицию, чтобы узнать, чем она занималась во время налета партизан. Какой-то незнакомый человек ответил, что начальника полиции, Ореста Адамовича, нет, справляет именины.

— Именины? — Вейс, окончательно разъяренный, подскочил на стуле. — В такое время — именины? Сумасшедшие! Бандиты! — он швырнул телефонную трубку.

Дежурный принес всю вечернюю почту, которую Вейс не успел разобрать из-за всех этих неожиданных забот. Его снимание привлек к себе обыкновенный серый конверт, почерк показался знакомым. Так и есть, должно быть, пишет тот самый человек, который уже раньше прислал два письма. И хотя эти письма его не особенно удивили, однако есть нечто, заставляющее человека вновь и вновь обращаться к коменданту. В отличие от прежних на конверте последнего письма стояла приписка «срочно».