Михаил Лыньков - Незабываемые дни

— Есть еще что-нибудь?

— Листовки вот…

Она вытащила из рукава пачку листовок, и они мгновенно очутились там же, где лежал автомат.

Все это продолжалось не дольше чем полминуты. А Константин уже подавал девушке полотенце, мыло. Резко приказал ей:

— Айда к рукомойнику, мойтесь, мойтесь!

Смущенная, покрасневшая, она молча повиновалась.

В кухню вошли немецкие солдаты и полицейские. Бегло просмотрев документы, прошли по трем комнатам домика, в которых разместились небольшие семьи обоих Красачек: старого и молодого. Хозяева также предупредительно указали на вход в погреб.

Наконец, солдаты и полицаи двинулись на соседний двор. Заслонов и Красачка зашли на кухню. Девушка вытиралась полотенцем, и чем дольше она вытиралась, тем более мокрым становилось ее лицо. Она плакала. Это видно было по ее вздрагивавшим плечам, а голову она отворачивала, чтобы не показать своих заплаканных глаз.

— Ты чего раскисла? — уже мягко обратился к ней Адам. — Как стыдно! Никогда в жизни я так не терялась. Если узнают наши…

— Какие там наши!

Но девушка уже пришла в себя. Она глядела на брата спокойно, и глаза ее, казалось, говорили без слов:

— Hv зачем расспрашивать? Да еще при чужом человеке…

— Автомат откуда? Листовки?

— Автомат? — девушка лукаво прищурила глаза. — Оттуда…

Так я тебе сразу и сказала, как же, подожди немножко.

— Вот я скажу отцу, так он тобой займется как следует, он уж тебя научит, как совать нос не в свои дела.

Девушка резко выпрямилась и, бросив колючий взгляд на брата, молча занялась своим арсеналом.

— Я у тебя серьезно спрашиваю: где ты взяла автомат и зачем он тебе?

— Нашла. Вечером какой-то человек бежал по улице, за ним, видно, гнались немцы, ну он и бросил через забор в наш огород все это.

— Так я тебе и поверю!

— А это уж твое дело… — и с самым независимым видом продолжала возиться с заржавленной печной трубой.

— Постой! Познакомьтесь! Это, Костя, сестра моя, домашний тиран.

— Ну как же тебе не стыдно?.. Лена… — смущенно сказала девушка, пожимая руку Заслонову.

— Заслонов! — он на мгновенье задержал ее маленькую, почти детскую руку.

— Как, как вы сказали?

— Инженер Заслонов.

— Жених Нади Канапельки? — Лена вся вспыхнула, и краска залила ее щеки.

Тут уж немного смутился и Заслонов.

— Что вы, Лена? Какое тут жениховство?

— Но вы знаете Надю Канапельку.

— Знаю. Что же из этого следует?

— И работаете в депо?

— Работаю.

— На немцев?

— Однако вы неплохой следователь. Откуда вам все это известно?

— Про таких… про таких… знают все… — отрывисто произнесла Лена, с силой вырвала руку и, сильно хлопнув дверью, стрелой вылетела из кухни.

— Не обращай внимания! Кипяток… Видно, ей наговорил про тебя разные небылицы один наш сосед, молодой парень с завода. Он как будто из ваших мест — Игнат Лагуцька.

— Знаю. Неплохой парень.

— Должно быть, Лена такого же мнения о нем. Что-то смахивающее на симпатию. Может, и больше чем симпатия, я в такие дела не имею привычки вмешиваться.

— Говоришь, он живет по соседству с вами?

— У жениного отца на квартире.

— Интересно было бы повидать его.

— А я сейчас спрошу у Ленки, она должна знать, дома ли он.

Когда Адам спросил у сестры, дома ли Игнат, та сердито напустилась на него:

— Ты, видно, забыл, где твои глаза? Кого ты привел в дом? Это предатель, темный человек.

— Тише, тише! Почему же он предатель?

— Он работает на немцев.

— Выходит, что и я, и наш отец тоже предатели, ведь и мы работаем на немцев.

— Вас погнали из лагеря на работу. А он — ты должен это знать — он ушел от наших, он, по слухам, через линию фронта перешел, чтобы попасть к немцам. И ты его еще приводишь в дом, чтобы он тут все выведал, беду на нас накликал.

— Не мели нивесть что! Он наш человек, понятно? Это я тебе говорю, брат твой. Он мой старый товарищ, я давно его знаю.

— Значит, мало знаешь. А мне о нем говорили верные люди.

— Ну, брось об этом. И не каждому слуху верь. Скажи лучше, Игнат дома?

Лена сердито взглянула на брата и отвернулась. Потом еще раз посмотрела и укоризненно заговорила:

— Он еще спрашивает! А говоришь, что все знаешь. Ничего ты не знаешь. Если бы знал, то не спрашивал бы. Игната нет, его, может, уже… — тут она не выдержала, из глаз ее брызнули слезы, — может, его уж и на свете нет. Там на заводе электростанцию ночью взорвали.

— Кто взорвал?

— А я знаю? Но по всему видно, что Игнат там тоже был, он еще домой не приходил. Опять же — его характер, я хорошо его нрав знаю, Игнат каждого врага готов собственными руками задушить, только бы выпал удобный случай.