Михаил Лыньков - Незабываемые дни

— А как же с княгиней?

— А вот послушай. Ухаживало за ней много народу. Даже телеграфист один был. Даже лакей самого начальника дороги — в отдельном вагоне с начальником ездил — и тот приставал: выйди да выйди за меня замуж. Что ни говори, а соперник был серьезный, подарки делал и все такое прочее. Подъезжал все… Но и я не лыком шит.

— А как вы ухаживали, дядька Чмаруцька?

— А ты не перебивай. Ухаживал, как все добрые люди… То ей дровишек березовых подброшу, поленце в поленце, аж гудят. То ей лучинки нащеплю, щепочек соберу или там бересты на растопку, чтобы ручек своих излишне не утруждала за печкой. Так и одолел всех своих супротивников. Мне, говорит она, не надобны никакие там князья, ни лакеи, желаю вот быть супругой этого чистого пролетария.

— Это про вас так выразилась княгиня?

— Конечно, не про тебя, брат ты мой. Слушаешь, слушаешь и никакой у тебя, можно сказать, смекалки, никак не втемяшишь, что к чему… — начинает сердиться Чмаруцька, который очень не любил, когда его перебивали.

— А вы, дядька, не обращайте внимания на этого шелопая! — говорили хлопцы. — Вот расскажите лучше, как вы с самим царем разговор имели?

— Ах, что там говорить? — пренебрежительно отмахивался Чмаруцька. — Пустяковый разговор у меня был с императором.

Этот рассказ Чмаруцьки давно надоел и самому рассказчику, по после настойчивых просьб он не отказывался и сызнова повторял его, всегда в новом варианте, с самыми неожиданными поворотами в судьбах своих героев.

— Было это еще перед первой мировой войной. Случился какой-то царский праздник, или кто-то родился, или крестился, или еще по какому поводу, но через нашу станцию собрался ехать царь со всеми своими потомками. Ему-то ехать, брат ты мой, одно удовольствие — специальный поезд, буфеты, рестораны, даже баня! Хочешь — ешь, хочешь — купайся себе, а нам, конечно, — морока. Станцию привели в порядок, пути посыпали желтым песочком, кругом, брат ты мой, жандарм на жандарме. Даже когда мы дрова укладывали, так эти лежебоки каждое полено перещупали, чтобы не было в них какого-нибудь вреда для царской фамилии. И вот, наконец, царский поезд, аж два паровоза его тянут, и на каждом по генералу. А на одном паровозе вместе с механиком наш начальник дороги едет да вокруг зорко поглядывает, чтобы мы, мазутная, значит, братия, зря по путям не слонялись. А нам что — сидим, как мыши под веником, за поездом зыркаем, а за нами жандармы зыркают, попробуй-ка, сунься тут, взгреют, брат ты мой, по двадцатое число. А поезд идет себе и не торопится, тихим ходом движется по стрелкам, чтобы не очень растрясти царскую особу. Гляжу я тут: аж под царским вагоном букса загорелась да так смолит, что аж пламя вырывается. Ну, думаю, быть беде. И не столько об императоре беспокоюсь, сколько за станцию мою стараюсь. Только пропусти мимо неисправный вагон, не оберешься тогда беды, достанется на орехи всем до последнего смазчика. Поскольку случилось такое важное событие, выскочил я из своей теплушки и давай руками махать по всем правилам сигнальной инструкции. Заметили, остановились. Сам генерал ко мне подходит:

— Ты, говорит, чего это, супостат, царский поезд останавливаешь?

— Так и так, говорю, нельзя следовать дальше, коли под его императорским величеством букса горит!

Того генерала аж в гнев бросило:

— Не может того быть, чтобы под его величеством горело.

— Может, говорю, по-вашему оно и не может, а по-нашему оно с каждым может случиться, тем более с императором — и ткнул его носом в буксу.

Аж побледнел генерал с перепугу, от страха за такой недосмотр.

А тут и сам император выходит.

— Здоров, говорит, Савка Лявонович! — Это, значится, ко мне так, по имени-отчеству, все чин-чином.

Ну, поздоровались за ручку. О здоровье моей жены спросил, я тоже. Разговорились. Узнал он, как было дело, и захотел отблагодарить меня.

— Проси, говорит, Савка Лявонович, что хочешь у меня, все для тебя сделаю за твои большие заслуги перед государством. Хочешь князем быть — становись хоть сей минут! Хочешь в графья податься — милости просим. Тоже есть у меня свободные вакансии.

Ну, разумеется, я тут маленько подумал и отвечаю ему:

— Мне эти вакансии не с руки… Мне вот хотелось бы в механики податься, чтобы на щукинском паровозе ездить. Или в крайнем случае за дорожного мастера. Самое разлюбезное дело: сел на дрезину и поехал. Тут тебе и чистый воздух, никакой копоти, рельсы гудят, как струны, а над тобой всякая птица летает. Тут тебе и скворец, тут тебе и ворона, и воробей с ласточкой. Не житье, а масленица!