Владимир Першанин - Штрафники Сталинграда. «За Волгой для нас земли нет!»

Ходырев в паре с хромающим Сечкой вели за собой людей, вышибая минометчиков гранатами и саперными лопатками. К артиллеристу Бызину снова прибился ординарец Гордеев, здесь шла автоматная стрельба. Может, и не осилили бы сбегающую немецкую подмогу, но пришли на выручку штрафникам моряки из сводного флотского экипажа.

Те дрались в черных куртках и бескозырных, и мат мешался с матросской «полундрой». Уцелевшие минометы установили под другим углом, и Бызин вел беглый огонь по верхушкам высот.

Обнаружили запасы выпивки. Чокались бутылками и кружками под хлопки минометов и пулеметный треск. Где-то рядом наступал еще один штурмовой батальон. Неужели гоним сволочей! Нет, не пришло еще время.

Минометную площадку и огромный дот взяли под прицел с холмов, и загромыхало так, что едва успевали прятаться в бункера и провонявший дымовыми шашками дот.

В перерывах выползали, вели огонь, сдержали вражеские атаки. Между погибшими ползали живые, собирали патроны, находили в погребах новые ящики мин и продолжали оборону.

Уже под вечер прилетела мина, отбросила Бориса шага на три. Сгоряча пытался подняться. Пекло в груди, размазывалась, не давая опоры, левая кисть руки. Перевязали от пояса до кончиков пальцев. Елхов спросил:

– Дойдешь сам?

– Д-дойду, – качнулся Борис.

– Ладно, пусть Маша и Сечка тебя проводят. Ты не хнычь, Маша, Серегу похоронили, этого хоть до санбата доставьте.

Уже в низине мина опрокинула всех троих. Сечку не задело, Борису лишь слегка добавила, а Маша села на снег, зажав кровяное пятно повыше колена. Музыкант полез было помогать, но Маша перетянула бедро самостоятельно и, опираясь на выломанную палку, заковыляла дальше. Через мерзлое, взявшееся пузырьками озеро, к дальним медсанбатовским палаткам на другом берегу.

Но знаменитый контрудар под Сталинградом, переломивший ход войны, начался через пару дней 19 ноября 1942 года, когда Борис Ходырев и Маша Васнецова уже лежали в госпитале. Знакомые до каждой ложбины высоты брали уже без них.

Какой долгой была зима. Борис Ходырев и Маша Васнецова попали в эвакогоспиталь в старом купеческом городке Пришиб. У Бориса дела обстояли плохо. Осколок застрял в легком. Кроме того, перебило пальцы и смяло ладонь правой руки. Когда спадало воспаление в легком, ампутировали, чистили пальцы, затем снова взялись вытаскивать осколок из легкого.

В конце зимы ампутировали три пальца, подлечили понемногу легкое, и Борис стал выходить на улицу. Лежали с Машей в соседних корпусах, а встретились спустя два месяца. Борька, худой, словно ощипанный, ковылял, опираясь на палку. И смуглое лицо то ли побелело от болезни, то ли стало таким после долгого пребывания в закрытой душной палате.

– Боря, ты?

Ходырев обернулся. Коротко стриженная девушка на костыле подошла ближе.

– Маша, да?

– Глянь-ка, узнал. Ох, и красавцы мы с тобой стали.

Пошли вместе по узкой улице. Стояли еще морозы, но с крыш текло, на тополях орали грачи. Вот так и познакомились во второй раз. В марте проездом навестил Степан Матвеевич Елхов, ставший к тому времени майором. Посидели в садике, выпили водки, вспомнили ребят.

Мало кто в живых остался. Саню Бызина забрали в артиллерию, по слухам, он уже дослужился до капитана. Политрук Воронков перешел, наконец, в политотдел армии, ну, и бог с ним. Ординарца Костю Гордеева ранили, но скоро выписывают.

– А Стрижак Иван Андреевич?

– У него свои дела. Иногда встречаемся.

Когда прощались, Елхов сунул остатки харчей, кое-какие вещи Маше и сказал, как тогда в ноябре:

– Ты о Борьке заботься. Кроме тебя, больше некому.

Ходырев и слова не сказал, что не получил ни одного письма от Кати, но Елхов битый мужик, по глазам все угадал. Пропала, исчезла Катя из Борькиной жизни, и винить тут некого.

Так получилось, что сначала выписали Машу, но она, хоть и демобилизованная по ранению, устроилась санитаркой и дождалась Бориса. А перед майскими выписали по третьей группе инвалидности сержанта Бориса Ходырева.

Друзья-товарищи проводили их до вокзала, откуда молодые поехали на родину Маши в город Морозовск, что недалеко от Ростова. Городок так себе, ничего особенного, но зеленый и тихий. Борис устроился проводником на поезд, сколько-то времени мотался по близким и дальним маршрутам, затем взяли его на должность техника, заведовать электрическим хозяйством, чему учился еще до войны.

Родилась дочь, затем сын, построили домишко. В гости после войны ездили мало, а с однополчанами Борис встретился лишь в 1975 году на тридцатилетие Победы. Да и то, какие однополчане? Одно название, что воевали в 51-й армии.