Владимир Першанин - Штрафники Сталинграда. «За Волгой для нас земли нет!»

– Стой, куда, – удержал его Ходырев, – разобьешься, лежи здесь. Где остальные шашки?

– В кармане.

К плоской крыше дота уже пристрелялись. Третья пуля добила сапера, отчаянно заматерился Сечка и схватился за голень.

– Всех убьют! – кричал он и полз на край крыши.

Максим Луговой затравленно озирался, ожидая, когда ранят или убьют Ходырева. Тогда можно будет прыгать вниз и ему. Но сержант зажигал одну за другой шашки и совал их в вентиляционную трубу.

– Теперь свои зажигай, – скомандовал он, показывая на две шашки в руках Лугового.

Спички отсырели, Максим нервничал. Очередь прошла рядом, звякнула о трубу. Тогда бывший капитан сунул обе шашки в трубу, не зажигая их, и спрыгнул вниз. Из отверстий валил ядовито-желтый дым. Из люков выскакивали защитники дота, не покидавшие свое укрепление до последнего.

Они стреляли налево и направо, прокладывая путь к отступлению. Сергей Маневич ловил их на прицел, стоя возле дота.

– Серега, берегись!

Непонятно, кто это крикнул, но белорус запоздало обернулся. Бежавший немецкий солдат выстрелил в упор, перескочил через тело и спрыгнул в траншею.

Гриша Сечка и Максим Луговой оказались в гуще убегающего вражеского гарнизона. Луговой отскочил от дороги и присел в снегу, съежившись в комок. Но комок получился громоздким, а пышные седоватые усы привлекли внимание молодого солдата, кашлявшего от дыма. Он дал очередь прямо в усы и поспешил дальше.

Музыкант Сечка видел гибель Маневича. Он хитрил всю жизнь, любил прежде всего себя, но уважал сильных людей. Наверное, иногда ушлому музыканту хотелось выглядеть так же мужественно, как его марши и торжественные гимны. Сечка поднял брошенный автомат, придав ногам упор, и открыл огонь. Патронов в магазине хватило лишь на одну очередь, и эта очередь догнала последнего фрица из гарнизона дота.

Немец свалился рядом с усатым здоровяком, который раздувал в агонии пышные сизые усы и закатывал тусклый глаз, другой был выбит.

В траншее разгорелась мгновенная рукопашная схватка. Бойцы, обозленные большими потерями, шли напролом. От Саши Бызина шарахнулся молодой немецкий лейтенант. Понял, что убежать не успеет, поднял в последний момент руки в черных кожаных перчатках. Саша всадил в него очередь, а набежавший сбоку штрафник из нового пополнения рубанул саперной лопаткой, переламывая кисти рук.

На снежных холмах, блестевших от яркого ноябрьского солнца, дрались, не ведая пощады друг к другу. Немецкий унтер с легким чешским пулеметом «зброевка» завалил сугроб шевелящимися телами в серых шинелях. Помощник мгновенно заменил магазин на тридцать патронов, и чешское изделие приготовилось продолжить страшную работу.

Подскочивший сбоку старшина Глухов ударил его кованым прикладом, сломав лицевые кости, затем расстрелял длинной очередью помощника, целясь в глаза. Когда старшина пробежал дальше, на исковерканные головы гренадеров лучше было не смотреть.

Саша Бызин очищал ходы траншеи, не пропуская ни одного закоулка. Из засады его ребят встретили автоматной очередью, двоих убили, но засаду забросали гранатами. Из перепаханной бурой взвеси льда и земли торчали ноги, головы в пробитых касках, полы изорванных осколками шинелей.

Ординарец Костя Гордеев в горячке боя забыл про командира, метался, расстреливая магазины. Загнал в тупик рослого солдата, вдвое больше его, и не знал, что делать.

– Маневича убили, – крикнули ему. – А тебя капитан ищет. Понял?

– Ага, – кивнул Костя и нажал на спуск.

В рослого солдата угодило не меньше десятка пуль, но он продолжал ворочаться и ползти прочь, пока его не добили штыком.

Елхов назначил Ходырева взводным и показывал на минометную площадку:

– Разнеси к чертовой бабушке. Пленных не брать! Пусть Сергея Маневича на том свете вспомнят.

Вместе с Бызиным, Глуховым и остатками роты схватились на последнем участке забетонированной со всех сторон минометной площадке с укрытиями для личного состава. Это был уже один из уступов высоты. Терраса, с которой четыре миномета держали под обстрелом всю низину, замерзшие болота, дороги и остатки разрушенного поселка Дубовый Овраг. Здесь драка разгорелась с новой силой.

Глухов с двумя пулеметчиками вел огонь на ходу, прижимая немецких минометчиков. На площадке тоже имелись пулеметы, и дуэль закончилась в пользу врага. Последним упал Глухов, раскаленный ствол «МГ» шипел на снегу, из пробитого разрывными пулями живота выползали дымящиеся на морозе внутренности, а крепкий старшина все пытался удержать равновесие.