Краусс не спал почти всю ночь, понимал, что надо отдохнуть, однако сон не приходил, нелепые мысли лезли в голову. Но поднялся в пять как будто свежий, сделал легкую зарядку и побрился. Около шести за ним зашел помощник Хейса. Они спустились на первый этаж особняка, занимаемого американской разведкой, и Краусс не без волнения начал настраивать передатчик.
Кранке отозвался сразу. Штурмбанфюрер передал закодированное сообщение о вылете, получил подтверждение, что его правильно поняли и ждут и что в усадьбе фон Шенка все спокойно.
У Краусса отлегло от сердца. Даже тесноватый китель советского офицера уже не раздражал его. Штурмбанфюрер с аппетитом съел яичницу и выпил две чашечки крепкого кофе. Когда кончал завтракать, пришел Хейс. Сообщил: машина в полной готовности.
Автомобиль довез их до самого самолета, у которого уже топтался пилот в шлеме.
— Не будем терять времени, — сказал пилот и полез в переднюю кабину.
Краусс молча взглянул на Хейса. Тот улыбался открыто. Штурмбанфюрер стал, по привычке, поднимать правую руку, но вовремя вспомнил, что перед ним не эсэсовский генерал, а американский подполковник, помахал рукой и заявил уверенно:
— Надеюсь, пообедаем вместе...
— У меня есть бутылка прекрасного шотландского виски. Отпразднуем успешное завершение операции.
— Не возражаю. — Краусс занял место за пилотом. Сразу заревел уже прогретый мотор, и «фанерный ящик», легко подскакивая на ухабах поля, стал выруливать к бетонной взлетной полосе.
Они летели низко. Скоро внизу блеснула река, пилот оглянулся, указал Крауссу на нее. Штурмбанфюрер понял: перелетели Эльбу, и теперь под ними зона, занятая советскими войсками. Иногда они видели их — колонну танков на шоссе, артиллерийскую батарею на отдыхе, но пилот старался держаться в стороне от шоссейных дорог и железнодорожных магистралей. Под крылом проплывали леса и поля, села и местечки, и Краусс скоро приноровился к обстановке, чувство тревоги исчезло, и он окончательно поверил в успех операции. Будто в ответ на его мысли, пилот вдруг показал Крауссу на небольшое село за лесом, совсем такое же, как и другие, над которыми пролетали, но самолет поднялся немного выше, круто повернул, и Краусс догадался: они уже на месте, а внизу Штокдорф.
Штурмбанфюрер наклонился к борту, разглядывая местность, и обратил внимание пилота на парк впереди, посредине которого краснела черепичная кровля охотничьего дома. Летчик сразу понял его — они пролетели над парком, потом пилот сделал круг над полями и уверенно повел самолет на посадку. Самолет мягко коснулся колесами озимых, покатился, чуть подскакивая, и остановился в полутораста метрах от парка.
Краусс выпрыгнул не сразу. Осмотрелся, но ничего не предвещало опасности: безлюдное поле, и испуганное воронье кружилось над ним.
Пилот снял шлем.
— Не задерживайтесь, — посоветовал он, — все спокойно.
Краусс вылез на крыло. Снова огляделся — действительно, все было спокойно, даже вороны успокоились, сели на деревья, и штурмбанфюрер направился к парковым воротам. Шел, держась за рукоятку парабеллума в кармане. Так, на всякий случай, ведь, кажется, и в самом деле все спокойно.
Вороны каркали вызывающе и нахально, и именно это вселяло в Краусса уверенность. Он, перескакивая через ступеньки, поднялся на крыльцо. Двери открылись, и Краусс увидел улыбающееся лицо Георга, из-за него выглядывал Кранке.
Краусс улыбнулся им в ответ, облегченно и открыто, как добрым друзьям, встреча с которыми всегда приносит удовольствие.
— Ну как? — спросил Кранке.
— О’кей, — совсем по-американски ответил Краусс, но сразу поправился: — Все нормально, долетели прекрасно.
— Не будем терять времени, — предложил Кранке.
Он пересек холл. Краусс пошел за ним, уставясь в спину гауптштурмфюрера. Думал: Кранке сказал «не будем терять времени», не зная, что ему отведено его совсем мало, какие-то считанные минуты... А может, стоит сразу пристрелить его?.. Краусс сжал рукоятку парабеллума. Действительно, один выстрел, и половина их проблем решена...
Покосился на Георга, увидел угодливую усмешку на его лице и подумал: придется кончать и его — Краусс не любил оставлять свидетелей. Впрочем, никакого особенного греха тут нет, старик уже пожил на свете, жизнь его никчемная и никому не нужная, однако о событиях в охотничьем доме будет знать Валбицын, и никуда от этого не денешься. Правда, Валбицын, вероятно, спокойно отнесется к акции (Краусс так и подумал — «акции», так как именно этим словом окрестили в РСХА и массовые, и единичные убийства) и будет молчать, ведь это в его интересах. Да и наплевать на его реакцию, сам Хейс дал команду убрать Кранке. Но все же привычная осторожность заставила Краусса отложить свои намерения.
Читать дальше