Ростислав Самбук - Сейф

— Напрасно ты... Надо встретиться с этим фельдшером.

— Сейчас ты мне начнешь внушать, — сердито дернулся капитан, — что всех фрицев нельзя стричь под одну гребенку...

— Это не я, — успокаивающе сказал Бобренок. — Ты «Правду» читал? Там четко сказано: есть гитлеровцы и есть немецкий народ... Ты у Мохнюка спроси, — оглянулся на старшего лейтенанта, сидевшего молча в течение последних минут. — Он разных немцев насмотрелся.

— На меня не ссылайтесь, — отмахнулся тот. — Я все время среди эсэсовцев и прочих гадов...

— По-моему, тут, куда пальцем ни ткни, всюду эсэсовец или еще какая-то дрянь... — не сдавался Толкунов. — За Бреслау сейчас кто бьется? Эсэсовцы? Надо знать: немец есть немец...

Бобренок, возражая, покачал головой.

— Нет, — сказал он уверенно, — не могу с этим согласиться. — Он надвинул фуражку на лоб и поправил автомат на коленях — впереди уже совсем близко виднелись домики Гарца.

Миша стоял на брусчатке, не обращая внимания на нетерпеливое фырканье вороного, пока машина с красными командирами не исчезла за холмом. Не мог поверить, до конца осознать, что разговаривал со своими и сам майор дал ему задание. Наконец вскочил на коня, хлестнул его прутом и помчался, не разбирая дороги, озимыми. И правда, чего жалеть: и жеребец немецкий, и поле, и дома под чужой красной черепицей.

Из кухни, где мать готовила еду для всех рабочих фон Шенка, пахло жареной гусятиной настолько вкусно, что у Миши перехватило дыхание. Мать что-то помешивала в большой кастрюле, увидев сына, улыбнулась ему.

— Проголодался? — спросила она. — Подожди немного, сейчас дожарится.

— Мама, — сказал Миша как-то жалобно, — не спеши, мама, через два часа сюда приедут наши. Красные командиры, понимаешь, я только-только разговаривал с ними, у них дело в Штокдорфе, и заедут...

— К нам?

— Я же говорю, дело у них, и должны накормить.

— Ты сам видел наших? — не поверила она.

— Совсем недавно.

Мать уронила ложку, та зазвенела на каменном полу, а мать пошатнулась и опустилась на скамейку.

— Слава тебе, господи... — Подняла руку, наверно, чтобы перекреститься, но в изнеможении опустила ее. Заплакала и повторила: — Слава тебе, господи, дожили...

Охотничий дом фон Шенка спрятался в дубовой роще на склоне холма. Из его окон открывалась широкая панорама окрестных полей. Охотничьим этот дом можно было назвать лишь условно: старый фон Шенк вообще никогда не брал ружье в руки, а молодой граф Генрих фон Шенк дважды или трижды охотился здесь на зайцев. И всякий раз он недоумевал — что за страсть такая, если ради паршивого зайца надо чуть ли не целый день месить грязь на полях?

Понемногу дом, возведенный предками Шенков еще в восемнадцатом столетии, преображался — о первоначальном его назначении напоминал только холл, украшенный головами диких кабанов и оленьими рогами. В зале на первом этаже граф Генрих поставил белый рояль, купил модерновую мебель и наезжал сюда с друзьями в веселой компании красивых девушек. С давних времен в доме сохранилась лишь звонкая металлическая потайная лестница и потайной ход со второго этажа в подвал, где граф оборудовал спальню и куда исчезал с очередной любовницей во время кутежей.

Несколько раз в компанию Шенка попадал и штурмбанфюрер Краусс. Молодой граф похвалился своим тайником, и именно о нем вспомнил штурмбанфюрер, выбирая объект, где можно было бы спрятать документы «Цеппелина».

Да и вообще, штокдорфский охотничий дом — место, куда ни кинь, удобное, уединенное: до ближайшего хутора два километра, а за парком — ровное, засеянное озимыми поле, великолепная площадка для приземления небольшого самолета.

В потайной комнате устроились Кранке с Валбицыным. Правда, в основном они коротали время наверху. Гауптштурмфюреру тут нравилось: из двух широких окон библиотеки просматриваются подходы к дому, между дубами видно дорогу, и незаметно подъехать сюда невозможно. С тыла — крутой холм, заросший густыми кустами. При появлении нежданных гостей можно своевременно спуститься в потайное подвальное помещение, где установили рацию, — должны были получить сигнал от Краусса о прибытии самолета.

На первом этаже расположились старый камердинер графа Георг и управляющий имением Кальтц. Собственно, в планы Краусса не входило пребывание Кальтца в охотничьем доме, но управляющий появился уже после отъезда штурмбанфюрера, сообщив, что он убежал от восточных рабочих — они открыто угрожали ему расправой.