Ростислав Самбук - Фальшивый талисман

— Мог бы носить гимнастерку с боевыми наградами. — Толкунов кивнул на сорочку.

— Чтобы все на селе знали, какой герой?

— А что в этом плохого?

— И так знают, — пояснил председатель. — Однако тут вокруг видите какие леса! И в людей с орденами стреляют из-за деревьев.

— Испугался?

Старшина нахмурился:

— Извините, вы по какому делу?

Бобренок постарался хоть немного сгладить резкость Толкунова.

— Капитан имел в виду… — начал деликатно майор.

— Знаю, что он имел в виду, — перебил его сердито Гавришкив. — Однако ж капитан, наверное, не каждый; день бывает в наших местах, а здесь стреляют даже в сельсоветские окна… И без этого, — вынул из кармана гранату, — да без автомата в лес и не суйся.

Конечно, он не знал, что у Толкунова на счету почти три десятка задержанных диверсантов, но Бобренок не имел права ничего объяснять старшине и только поинтересовался:

— Бандеровцы приходили в село?

— Еще нет, а в Кодрах были позавчера, — махнул культей на лес, — в пяти километрах. Но береженого бог бережет.

— Посторонних в селе нет? — спросил Толкунов, решив, очевидно, положить конец пустой болтовне.

— Кажется, нет.

— Почему — кажется?

— Село большое, за всем не усмотришь.

— Нужно спросить людей, — попросил Бобренок, — может, сегодня утром кто-нибудь видел хромающего человека. Или других людей. Возможно, военных.

Гавришкив не стал уточнять, кого имеет в виду майор, и это понравилось Бобренку: в конце концов, военный человек должен знать, что к чему, — чем меньше спрашиваешь, тем лучше.

Председатель докурил самокрутку почти до кончиков пальцев (они были у него желтые от никотина), наконец бросил окурок и произнес как бы нехотя:

— Слыхал я, Настька говорила…

— Что? — не удержался Бобренок. — Какая Настька?

Председатель объяснил:

— Есть тут у нас такая… Вымахала на сажень, никто замуж не взял, так злится. На женщин — особенно. Сегодня вот поносила Параску Ковтюхову. На рассвете видела — та к заброшенному сараю бежала. Настька, конечно, за ней, притаилась в овраге, промокла вся и замерзла, но не напрасно: увидела, как из сарая в лес человек пошел, Параскин любовник, а может, и бандера.

— Не сказала, что прихрамывал? — нетерпеливо спросил Толкунов.

— Нет, не сказала.

— А как бы эту Настю увидеть? — поинтересовался Бобренок.

— На кладбище. Могилу копает, больше некому, мужчин в селе нет, — пояснил Гавришкив, словно извиняясь. — Остались старики, дети да инвалиды. И похоронить по-людски некому… — Он не успел договорить, как дверь хаты распахнулась, начали выносить гроб.

Первым шел поп, размахивал кадилом и бормотал что-то, старухи крестились и кланялись, за ними несли гроб. Впереди подставили плечи Гавришкив и хромой Степан, дальше — женщины, они были значительно ниже ростом, и гроб как-то неестественно одной стороной был поднят кверху, казалось, что покойница хочет выскользнуть из него. Но все же гроб благополучно установили на телегу, положили рядом крышку, и траурная процессия двинулась по улице вниз, к речке, за которой виднелась старенькая деревянная церковь, окруженная могилами.

Бобренок с Толкуновым поплелись следом.

Возле могилы стояла высокая худая, изможденная женщина.

Председатель понимающе переглянулся с Бобренком, офицеры отошли в сторону, сели на скамейку под кустом сирени и терпеливо дождались конца похорон, хотя Толкунов и поносил сквозь зубы проклятого попа, затягивавшего, с точки зрения капитана, процедуру.

Наконец председатель подвел к ним Настьку. Бобренок предложил ей место на скамейке, но она отказалась сесть, стояла, опершись на лопату с прилипшей землей, и глаза ее тревожно бегали.

— Расскажи, Настя, — ласково, почти нежно начал Гавришкив, — как ты утром Параску выследила…

— А зачем? — спросила Настька. Голос у нее был мужской, почти бас.

— Интересуются люди.

— А что интересного? Параска курва, все знают, что полюбовника завела, который жил с ней, не скрываясь. Может быть, это он и был…

— Может, — согласился председатель. — А ты не заметила, тот фертик, который из сарая в лес подался, не хромал?

— Может, и хромал. — Настька надавила большим солдатским ботинком, облепленным рыжей землей, на лопату, всадила ее в землю. — Только зачем Параске хромой?

— Когда вы видели Параску? — попробовал уточнить Бобренок. — В котором часу?

— А у меня что, часы есть? — Впервые Настька изобразила на лице что-то похожее на улыбку. — Темно еще было, чуть серело.