Алексей Садиленко - Мстители

Аня сбросила валенки и в одних носках кинулась к рельсам. Она бежала, прижав мину к груди, стремительно, как когда-то на стометровке, на стадионе. Но если там, на стадионе, она видела перед собой яркую финишную ленту, то здесь, сейчас, для нее этой желанной лентой была стальная двухполоска дороги.

Ее заметил солдат, сидевший на тендере, и, вскочив, судорожно схватился за пулемет. Его самого достала очередь из автомата Андрея… Все тридцать два партизана развернутой цепью залегли на опушке и вели огонь по составу. Это было нечто новое в диверсионной практике: обычно сначала подрывали эшелон, а потом пускали в ход автоматы.

Аня ставила мину, а паровоз на всех парах мчался прямо на нее. До него осталось с полсотни метров. Дело сделано — надо «бежать! И Аня побежала… Взрыв! Что-то резкое и горячее толкнуло Аню в спину. «Умираю», — промелькнуло в ее мозгу.

Первыми заметили случившееся Кравцов и Футьянов. Прямо на лыжах они кинулись к девушке, распластавшейся на снегу. За ними — еще двое. Остальные продолжали решетить уцелевшие вагоны.

Аня лежала шагах в тридцати от места крушения, лицом вниз. Не мешкая ни секунды, ее подхватили на руки и помчались обратно, к лесу.

Там перевязали раны, уложили на тут же изготовленную волокушу…

— Анка! Анка! — звал ее осторожный голос Футьянова.

Ее лицо было бледно. Губы не шевелились. Под глазами залегла неподвижная тень от ресниц.

— Живи, Анка! — шептал Футьянов. — Ох, как все нехорошо получилось!

Лучших лыжников выслали вперед — предупредить врача местного партизанского отряда. Врач встал на лыжи и вышел навстречу группе.

— Как? — обступили его партизаны после того, как он закончил осмотр.

— Не знаю. Скорее — в лагерь.

В лагере, когда стемнело, раненую девушку уложили в сани. Выдвинув вперед парный конный дозор, вихрем понеслись на свою базу. Дважды меняли лошадей — и через сутки с разгона остановились прямо перед землянкой санчасти.

— Выживет ли? — беспокоились партизаны.

— Будет жить! А теперь — по домам! — скомандовал главврач Григорьев, когда, выйдя из землянки, обнаружил у ее дверей столпившихся подрывников.

К утру Аня пришла в сознание. Но ничего не слышала и не могла говорить. Сильная контузия. Кроме того, разбита голень и покалечена кисть правой руки.

Возле санчасти вновь стояли друзья-подрывники, с нетерпения ожидая, когда же Григорьев объяснит наконец, что с Анкой, не останется ли она калекой, долго ли ее будут лечить.

Но врач все не выходил, и никто не смел постучать в дверь санчасти: и потому, что не положено нарушать покой больных, и потому, что Григорьев внушал уважение, к которому примешивалась некоторая робость. Не одному десятку раненых партизан спасли жизнь умелые руки хирурга, и не было в соединении человека, который при встрече с ним отделался бы коротким «здравствуйте!».

— Здравствуйте, Николай Николаевич! — почтительно говорили ему и непременно уступали дорогу.

Николай Николаевич попал к партизанам по тем временам очень обыкновенно. Военврачом третьего ранга очутился в окружении под Бобруйском, лесами вышел в район Новозыбкова, где и встретил партизанский отряд. С февраля 1943 года Григорьев возглавил санчасть черниговского соединения Федорова.

Николай Николаевич не отошел от девушки ни на минуту в течение всей ночи. Покинув наконец свой пост и выйдя на улицу, оказался в кольце Анкиных друзей.

— Что много говорить? Слух и речь к ней вернутся, но с рукой и ногой — посложнее… Надо эвакуировать в тыл.

Командир соединения Федоров, выслушав рапорт врача, дал команду немедленно подготовить Аню к отправке на Большую землю.

Вскоре обоз из нескольких подвод, где лежали тяжелораненые, в сопровождении медперсонала и охраны, под командованием самого начальника санчасти, выехал на партизанский аэродром, который находился на одном из небольших озер, расположенных в глуши Полесских болот. Туда довольно регулярно прилетали транспортные самолеты. Привозили вооружение, боеприпасы, взрывчатку и медикаменты, увозили раненых, документы, ценные трофеи.

Дорога отняла два дня. Ехали медленно, осторожно, чтобы не растрясти раненых.

В небольшом лесном хуторе (от него до аэродрома — час езды) остановились, разместились по избам. Здесь ждали самолета «тяжелые» и из других соединений и бригад.

Аню, по настоянию Григорьева, включили в список отправляемых с первым рейсом.

С наступлением темноты раненых укладывали в сани, и обоз направлялся к аэродрому. Но на самое озеро не выезжали, а останавливались на берегу, под густыми елями.