Сергей Баленко - Батя. Легенда спецназа ГРУ

Ещё одним добрым человеком на пути Васи встретилась учительница русского языка в суворовском училище. Жестокие маленькие сверстники не щадят самолюбие заик. Она же заставила всех без издёвок и смеха слушать, как Вася отвечает у доски урок нараспев. Ходила с ним в лес, и там они общались между собой «оперными ариями». И ведь добилась успеха: Вася избавился от заикания!

Этот момент в своей жизни Василий Васильевич вспоминал всегда с особым чувством. Преодоление комплекса неполноценности не только добавляет естественной радости избавления от гнетущего изъяна, но в неизмеримо большей степени придаёт уверенности в себе, в своей способности собственной волей создавать самого себя.

Вся дальнейшая жизнь В. В. Колесника и была строительством самого себя в духе мудрых наставлений Бати, морального примера Мамы, человеческого участия Учительницы.

Был ещё один добрый человек, о котором Василий Васильевич вспоминал всегда с ласковой теплотой. Это его «Арина Родионовна» мужского пола, воспитатель в суворовском училище Булыгин. Этот офицер-воспитатель покидал спальню малышей только тогда, когда засыпал последний слушатель его сказок. Чаще всего таким оказывался Вася. Булыгин имел несомненный талант сочинителя фантазий, которыми обильно одаривал по вечерам малышей 45-го года, ещё не знавших современных «мультиков». И такую любовь к сказкам он привил юному суворовцу, что тот, став уже седовласым генералом, вместе с внуками бежал к телевизору смотреть «мультики» и так же по-детски замирал вместе с малышами при виде монстра, радовался победе эльфов, хохотал над незадачливым волком.

Эта сохранённая в душе детскость, с одной стороны, говорила о чистоте натуры этого человека, которая всё равно не пустила бы в себя с возрастом чёрствость, прогматизм, цинизм, убивающие детскость, но, с другой стороны, как вспомнишь его глаза с отблесками тех далёких всполохов, то невольно начнёшь думать о прерванном войной детстве, о том огненном «монстре», что видели его глаза, о котором — «ни в сказке сказать, ни пером описать», и порадуешься компенсированной детскости деда.

Заголовок этой главы взят из многочисленных поздравлений, стихотворных приветствий, приглашений — всей переписки с друзьями, которая осталась с архиве Василия Васильевича, точнее — в большой библиотеке, которую он собирал всю жизнь. Многие корреспонденции подписаны: «Братья во кадетстве».

Не называлось «кадетским» их Кавказское Краснознамённое суворовское офицерское училище, открытое в г. Майкоп в 1943 году и в 1947 году переведённое в г. Орджоникидзе (Владикавказ), соединённое с пехотным учмлищем, куда братья Колесники поступили в 1945 году и которое стало для Василия Васильевича на всю жизнь чем-то большим, чем просто «Alma-mater». Не называлось оно «кадетским», а между тем воспитанники каким-то десятым чувством на уровне генной памяти соотносили себя с традицией исторических российских кадетских корпусов, где культивировались высокое понятие чести, преданность долгу, моральная и физическая чистота, дисциплина и товарищество — лучшие черты русского офицерства, в среде которого родилась и утвердилась словесная формула чести мундира: «Честь имею!».

Пришедшие в училище на волне огромного духовного подъёма всего советского народа, одержавшего всемирно-историческую Победу, суворовцы влюблёнными глазами смотрели на живых героев, бравших Берлин, и искренне жалели, что опоздали родиться.

Дружба, рождённая в суворовском училище, или «во кадетстве», как потом они сами будут называть эту пору своей жизни, стала дружбой на всю жизнь. Ежегодно в День Победы 9 мая у метро «Кропоткинская» собираются бывшие суворовцы тех первых выпусков. И нет большей радости, чем эти встречи друзей, соединенных единой судьбой. «Нет уз святее товарищества!».

Среди большого количества имён близких В. В. Колеснику людей, его знакомых, сослуживцев «братья во кадетстве», разумеется, ничем не отличались от остальных. Лучшим своим другом Василий Васильевич, например, называл Лобачёва Геннадия Алексеевича, с которым вместе не учился, а начинал службу на Дальнем Востоке. Но всё же имена суворовцев «Орджо» обласканы его сердцем особо. Все — без исключений. Недаром его вдова Екатерина Михайловна на просьбу назвать его лучших друзей ответила: «Лобачёв и суворовское училище».

Мы с родственниками покойного попытались составить список этого «братства» по переписке и его записным книжкам. Вот что у нас получилось (просим извинения у тех, кто, возможно, оказался вне нашего поля зрения):