Сергей Баленко - Батя. Легенда спецназа ГРУ

Моя попытка уйти от непосильной участи быть ответственным не за свои грехи полным согласием с его позицией не была принята: вопросы-то остаются! Глаза Василия Васильевича требовали ответа. Возмущённый океан его души не успокаивался; глаза отражали лишь поверхностные отблески пережитых и бушевавших штормов в мире этого человека.

Под испытывающим взглядом его глаз я и пишу очерк этой жизни.

У французского писателя и военного лётчика Антуана де Сент-Экзюпери есть знаменитое выражение: «Все мы родом из своего детства». Неоспорима универсальность этой истины. И всё же иной раз усомнишься применить её к конкретной биографии, не находя в ней… детства.

Нет, нет, всё было как у всех. В один прекрасный счастливый день (хоть и «несчастливое» число) 13 декабря 1935 года в семье Колесников, у Василия Львовича и Ольги Фёдоровны родился второй сын — Вася — на радость трёхлетнему брату Юре, ещё не старому деду Фёдору и всей многочисленной родне Колесников и Ткаленко.

В те годы по стране лились песни: «Будьте здоровы, живите богато!», «Загудели, заиграли провода», «Нам песня строить и жить помогает»… А Василий Львович, колхозный агроном-рисовод, один из первых, кто начал осваивать рисоводство на Кубани, потом на Украине, с особым чувством пел, не щадя голосовых связок: «Мы с железным конём все поля обойдём, соберём и посеем, и вспашем!». В тарелках радиорепродукторов, только что появившихся в хатах и на улице, читали строки далёкого степного акына Джамбума: «От жизни счастливой рождаются дети»…

Конечно, от жизни счастливой и для счастливой жизни родился Вася Колесник. С такой же радостью семья встречала появившуюся следом сестрёнку Олю, потом ещё одну сестричку Инну. Ольга Фёдоровна уже ходила пятым ребёнком, когда началась война, когда в деревню пришли немецко-фашистские оккупанты. Родители-коммунисты с дедом Фёдором ушли в партизаны.

Мало что оставалось в памяти Василия Васильевича от того довоенного детства. Отчётливо врезались в память только мамины медно-золотые, играющие на солнце кудряшки на висках. Страшное зрелище, которое пришлось пережить шестилетнему Васе, парализовало его психику, оставило заикой, затмило солнце детства.

Из укрытия в стоге сена, куда спрятали соседи детей партизан два мальчика и две совсем ещё крохотули-девочки видели, как немцы расстреливают их папу и маму. Остекленевшими от ужаса глазами и раскрытыми в судороге ртами дети запечатлевали один из эпизодов мировой войны: мама, защищаясь от пули, закрывает большой живот; папа с поникшей головой скользит вниз спиной по стене хаты, оставляя на белой глине красные следы; окровавленного деда пинает сапогом верзила; людей прикладами загоняют в хату… Вдруг вместе с пламенем бензина над хатой взметнулся невыносимо истошный вопль запертых там людей. Казалось, голосит само пламя, то выбрасывая угрожающие клубы мстительного, с хрипом крика, то вознося в небо всполохи умоляющего вопля.

Ужас виденного навсегда впечатался в чистый лист детского восприятия мира. Теперь, зная этот факт из жизни Василия Васильевича и вспоминая поразивший меня взгляд, я думаю, что видел в его глазах отражение навсегда застывших всполохов того костра из человеческих тел.

Рассказывают, что генерал В. В. Колесник бурно реагировал на появившиеся в начале перестройки утверждения некоторых военных историков, принижающих значение великой Победы советского народа над фашизмом тем, что она, мол, не стоит понесённых потерь («Мы врага горами трупов закидали»). Он видел одну из этих «гор». Да, в том эпизоде войны соотношение потерь явно не в нашу пользу. Но вы, кощунственно-«объективные» историки! По вашим калькуляторам выходит, что мы вообще зря выступали против, зря сопротивлялись мощной силе, которая хотела нас поработить, что зря мои родители пошли в партизаны (живы, бы остались)… Эй вы, с калькуляторами! История движется духом народным, а не вашими выкладками, которые и нынче предписывают поднимать лапки перед сильным и богатым…

Каждой клеточкой своего существа протестовал Василий Васильевич против приземлённо-благоразумной философии «премудрого пескаря», которая, как ржавчина, проникла во все поры государственного механизма, в том числе и в армию. Потому-то и темнела глубокая боль в его глазах вместе с застывшим пламенем детского ужаса во время упомянутого монолога, состоявшего из потока вопросов, не встречавших ответов.