Павел Цупко - Торпедоносцы

Поздно вечером уставший от нервного дня Борисов добрался наконец до своей землянки. Он стащил с себя мокрое летное обмундирование и развесил его у буржуйки. У тумбочки в окружении летчиков эскадрильи младших лейтенантов Мифтахутдинова, Башаева и Кролько Рачков что-то высчитывал на навигационной линейке. Ему помогал башаевский штурман Алексей Арбузов, На нарах, беседуя, полулежали Григорий Зубенко и его штурман Сергей Гараньков, Богачев и Конько, бывший штурман-перегонщик, недавно вернувшийся в экипаж Александра, спали, накрывшись одеялами.

— Я ж говорил! — потряс линейкой Иван. — Мы теряем два часа! Час туда, час обратно. Миша, не знаешь, почему мы не перелетаем на таллинский аэродром или в Пярну? Район боев сместился туда, а мы все еще сидим под Ленинградом.

— Там разбиты аэродромы, — угрюмо ответил Борисов. — Приведут в порядок и перелетим. А в Пярну места нет. Там штурмовики работают на Моонзунде… Ты, Ильич, кончай, между прочим, свою бухгалтерию. Утром вылет.

— Куда? Кто полетит? — вскинулись все.

— Туда же, где Ситяков… В Рижский залив. Приказано блокировать Ригу. Башаев! Вы пойдете со мной топмачтовиком. А сейчас спать, ребята! — приказал Борисов.

— Разрешите мне слетать с «полутоннками»? — спросил Башаев, рыжеволосый усатый летчик, переучившийся из техников. — Не сомневайтесь, Михаил Владимирович, взлечу.

— Хорошо! — согласился, подумав, замкомэск и повторил: — Спать всем!

Он забрался под одеяло, закрыл глаза. Но сон, несмотря на усталость, не шел. Мысль упорно возвращалась к погибшим.

Командира авиаполка и флаг-штурмана Михаил знал недавно, но сердцем почувствовал в них хороших настоящих людей и успел привязаться душой. Сегодня на КП начмин инженер-майор Киселев, тоже горевавший, завел разговор о Ситякове и Заварине, и боль утраты захлестнула Михаила с новой силой. Было ужасно жаль, что погибли такие способные, смелые, а главное, хорошие люди. Боевое крещение оба получили еще в 1938 году, когда громили японских самураев у озера Хасан, потом дрались с ними на Халхин-Голе. Григорий Антонович Заварин имел на боевом счету свыше ста успешных боевых вылетов, много побед. У Федора Андреевича Ситякова счет личных побед был скромнее, зато под его руководством в боях подчиненные летчики добивались весьма серьезных результатов и наносили врагу огромный ущерб. В то же время оба оставались людьми скромными, отзывчивыми к чужой беде. Молодые ими гордились, с них брали пример…

Торпедоносец и топмачтовик, оглашая окрестности ревом моторов, мчались над сушей — теперь, когда немцев изгнали из материковой части Эстонии, самолеты летали из Клопиц в Балтийское море по кратчайшему пути через Пярну. Переднюю машину пилотировал Борисов, вторую — Башаев, Курс они держали на Рижский залив, где предстояло вести поиск и уничтожение кораблей противника.

Начинающийся день выдался хмурым настолько, что в кабине царил полумрак. Высота полета была небольшой — около трехсот метров. Под самолетами мелькали еще одетые в зелень осенние леса и поля, матово поблескивали зеркала озер и болот, кривые ленты речушек, петляли паутинки серо-желтых дорог. Чем ближе самолеты подлетели к морю, тем чаще раскидывались обширные поля, густо утыканные небольшими хуторками. Но вот местность под крылом прорезалась неширокой лентой реки, нити шоссейных и железных дорог сблизились, переплелись. Впереди блеснули влажные крыши небольшого приморского города Пярну.

Михаил впервые здесь был и потому с любопытством рассматривал город, разделенный рекой, его узкие, кривые улочки с деревянными домишками и редкими невысокими особняками. Острыми шпилями мелькали кирхи, вот и традиционная ратуша. Порт небольшой, зато залив окаймляет длинный и широкий пляж. Судя по всему, война пощадила городок.

Под крылом промелькнула береговая черта, и самолеты зависли над гладью Рижского залива. Именно зависли: полумрак здесь не рассеивался, а даже густел. Плотная дымка подступила к самолетам, скрыла горизонт настолько, что вокруг все слилось в опасном однообразии: серое море незаметно переходило в такие же серые облака. Сразу пропало представление о пространстве, о движении, о том, где верх и где низ, вода и небо, от этого казалось, что самолеты остановились, их подвесили в центре гигантского шара с серой поверхностью. Борисов вызвал Рачкова и приказал:

— Ильич! Посматривай вокруг. Лечу по приборам.

По приборам — означало, что летчик смотрит только на приборы, так как не имеет возможности видеть, что делается перед самолетом. Если там внезапно возникнет опасность, ему не успеть отвернуть.