Николай Сташек - Через все испытания

Героически действовала и рота Боброва. Ударив во фланг, она прорвалась в тыл противника, где захватила транспорт с боеприпасами и горючим. Ротный был тяжело ранен в обе ноги, но воины, воодушевленные его мужеством, выполнили задачу. Истекая кровью, Бобров продолжал командовать. На медпункт его доставили без сознания.

— Должен выздороветь. Такой офицер! — с болью произнес Горновой.

Успеху полка немало способствовали сведения, полученные от перебежчика, а также его участие в выводе батальона во вражеский тыл.

Гитлеровцы, застигнутые врасплох, были отброшены еще на три километра и сумели зацепиться только на противоположном берегу канала.

В течение всей ночи продолжался огневой бой.

Перед рассветом, после переправы на плацдарм еще одного усиленного стрелкового полка, на НП Горнового прибыл генерал Костылев.

За героизм, проявленный при форсировании Днепра и прочное закрепление на плацдарме, семнадцати воинам полка, в том числе его командиру было присвоено звание Героя Советского Союза. Почти весь личный состав полка был отмечен наградами. Многие — посмертно.

Бывший беляк, скрывавшийся в военном санатории под личиной садовника дяди Васи, с началом войны наводил вражеские самолеты на объекты в морском порту, а с первых дней оккупации города участвовал в налетах на квартиры граждан и даже конвоировал вывозимых на расстрел людей. Бывал он и в доме Белецких, а находясь на посту в комендатуре, видел, как Антона Ефимовича водили на допросы.

Изо всех сил тянулся перед оккупантами сын бывшего владельца небольшой аптеки. Однажды ночью он стоял на посту во дворе комендатуры и видел, как охранники то и дело выводили несчастных, изможденных, со связанными руками, и, затолкнув в крытый грузовик, куда-то увозили. Он увидел свое отражение в освещенной слабым лунным светом луже и — напугался. Ему показалось, что сам он висит на веревке, не доставая босыми ногами до земли. Вспомнил тех двоих, которых гитлеровцы на днях повесили, обвинив в пособничестве партизанам. А ведь они не совершили никаких преступлений. Мужик привез в катакомбы для умирающих от жажды детей бочку воды, а девчонка — два кувшина молока. Вот и все преступления. С каких же пор помощь невинным детишкам стала тяжким злодеянием? Ну а за что должен будет висеть на перекладине он, Василий Кудрин, прапорщик деникинской армии, фашистский полицай? За то, что против народа пошел. Из-за чего? Из-за отнятого богатства? Его было с гулькин нос. За родителей мстил? Их никто не трогал, не принуждал бежать. Сами бросили единственное чадо на произвол судьбы. Мстил за погубленную молодость? Не было никакой нужды ее губить. Кто посылал к белякам, к Деникину на Дон? Вот же Сашка Сухомлин, сын полковника царской армии, такой же прапорщик, служил в гвардии, а с первых дней революции перешел на сторону красных и, пожалуйста тебе, теперь большой чин, в газетах мелькают портреты. А ты, Кудрин, кому служишь и каково твое будущее? Лизать сапоги какому-нибудь гитлеровскому ефрейтору? К чему бессмысленная жестокость?

Такие мысли навязчиво лезли ему в голову. Наверное, потому и сделал вид, что не заметил тогда дочку Белецких, одетую старухой. Потому и не дал Штахелю застрелить ее, когда она пырнула его ножом, потому и сам рискнул жизнью — пришлось тогда сделать два выстрела в воздух, чтобы имитировать ее убийство.

Он все чаще думал о том, что в конце концов Родина — одна. Землю, где ты родился и вырос, тот воздух, которым дышишь, то солнце и звезды, которые тебе светили с колыбели, — не заменит ничто. Не может быть чувства глубже и горячее, чем чувство к ней — единственно священной. Важно не забыть, что ты русский, ты сын Руси. А стало быть, иди к ней, стань на колени и проси у нее, как у матери, прощения. А если не простит, то и кару принять все же легче от нее. «Иди в катакомбы!» — сказал он себе и уже от этого, пока не исполненного решения, почувствовал облегчение на душе.

Сырая мартовская ночь опустилась на землю совсем незаметно и на этот раз казалась Кудрину особенно таинственной. И хотя он был уверен, что дорогу на Куяльник знает хорошо, ему было боязно: а вдруг пройдет мимо того перекрестка, который отделяет его сегодняшнюю жизнь от тревожного, совсем неизвестного завтра? Он шел к партизанам, а возможно, и к своей смерти. Пробиваясь сквозь густой туман, он забыл обо всем на свете и с облегчением вздохнул лишь после того, как несколько пар сильных рук схватили его и крепко прижали к земле.