Евгения Мельник - ЕВГЕНИЯ МЕЛЬНИК

Вот я зашла в квартиру Урадовых. Меня провела сюда подруга учительницы Виноградовой — соседки Урадовых, работавшей в подполье и расстрелянной вместе с ними. В комнате, как обычно, страшный хаос: мебель, вещи, книги — все перемешано. Начинаю разбираться в этих чужих вещах, ведь надо все переписать. В сущности, и переписывать нечего, ценное разграблено, остались тряпье да потертая мебель.

Старенькая швейная машина. На ней наперсток, в тряпочку воткнута иголка с обрывком нитки. Тот, кто жил здесь еще недавно, надевал этот наперсток на свой палец, шил этой иглой. Я держу в руках наперсток, долго смотрю на него. Попадаются поношенные ситцевые платья, они наводят на мысль о хозяйке, а вот недошитое пальто: ведь Урадов был портным. Я нахожу альбом с фотографиями, рассматриваю карточки — на них запечатлена чья-то прошлая жизнь. Зову соседку и прошу показать фотографии Урадовых. Из-под кучи мусора она извлекает два больших портрета Урадовых — мужа и жены. Я долго всматриваюсь в их лица, а в это время соседка рассказывает историю их ареста.

— Вечером они пошли к знакомым, на другую сторону улицы. Дома оставалась мать. Вдруг подъехала гестаповская машина, оттуда выскочили немцы, окружили дом и со всех сторон осветили яркими фонарями. Урадовы видели это из окна квартиры своих знакомых, выбежали во двор и спрятались в сарае. Может быть, их и не нашли бы, но мать — глупая старуха, с перепугу рассказала гестаповцам, что Урадовы находятся в доме напротив. Сейчас же окружили этом дом и нашли Урадовых. Забрали старуху-мать и учительницу Виноградову. После Виноградовой осталось двое маленьких детей, я решила их воспитывать…

Долго сидела я в глубокой задумчивости, вызывая в своем воображении живых Урадовых в страшные минуты их гибели. Мне казалось, что я вижу в окне яркие фонари, прорезающие тьму ночи, зловещие тени гестаповцев. Слышу топот бегущих к сараю ног… Распахиваются двери, сноп слепящего света!.. Все кончено!..

Окна комнаты, где я сижу, полузакрыты ставнями, кажется мне, что дух гестапо еще витает здесь. Я отдаю соседке старенькие платьица — пусть переделает для детей, немного кукурузы и гороха — весь продовольственный запас Урадовых. Себе беру на память об Урадовых небольшую карту Европы: война переходит туда. Урадовы следили по ней за фронтом, и я буду продолжать отмечать его линию, пока не будет взят Берлин.

Затем посещаю квартиру Волошиновых. Разгром здесь неимоверный: перевернутые кресла, книги, нотные тетради, различные вещи, обломки мебели — полы обеих комнат завалены ими будто тут происходил бой. Со стен свисают полусорванные эскизы и этюды. Мой взгляд приковала фотография молодой красивой женщины, снятой в профиль.

— Александра Андреевна Волошинова, — говорит соседка. — Дайте, пожалуйста, мне эту фотографию на память, мы с ней очень дружили.

— Берите, — отвечаю я тихим голосом, сдерживая слезы.

По книгам, картинам и этюдам, молчаливо стоящему в углу пианино можно судить, что люди, жившие здесь, любили музыку и живопись.

Много квартир посетила я и узнала много историй гибели подпольщиков.

В это же время работала комиссия по выявлению зверств, чинимых гитлеровцами. Из колодцев совхоза «Красный», из братских могил в «Дубках» и других местах извлекали полуразложившиеся трупы. Опознали многих подпольщиков. Их тела были истерзаны: с ужасными ранами, выжженными кислотой, сорванными ногтями…

Ольга — удивительная женщина с крепкими нервами и никогда не изменявшим ей спокойствием — водила меня по домам своих знакомых подпольщиков, где стояли гробы, обитые красной материей. Поднимали крышку гроба, и Ольга долго, внимательно всматривалась в почерневшие лица, ища знакомые черты.

Работая в подполье, мы знали о гестапо и отлично понимали, что нас ждет, если попадем туда. Но только сейчас мы до конца продумали и прочувствовали весь ужас гестаповских застенков.

Покончив с обходом квартир подпольщиков, я стала помогать Ивану Андреевичу в другом: приводила в порядок различные списки, составляла краткое описание деятельности всех подпольщиков Симферополя.

В комиссию беспрерывно приходили люди с заявлениями о том, что они подпольщики. Действительно, оказалось немало различных подпольных групп, созданных советскими патриотами с первых дней немецкой оккупации Крыма, то есть с осени 1941 года. Группы строились по всем правилам конспирации, по цепочке: получая и выполняя задания, члены организации не знали друг друга и понятия не имели о том, кто ими руководит. Группы не теряли связь с партизанским штабом, и работа шла беспрерывно.