Борис Полевой - Мы — советские люди

Бубенцов вышел из комнаты. Мы слышали, как он постучал в дверь и у кого-то по-французски попросил разрешения привести своих друзей, советских офицеров, и как женский голос, грудной, очень звучный, тоже по-французски, но с явным польским акцентом, ответил: «Да, да, пожалуйста, я буду так рада».

— Вот, пойдёмте, для начала я покажу вам портреты главных действующих лиц, — сказал Бубенцов, возвращаясь к нам, — пойдёмте, не пожалеете.

Мы прошли через несколько комнат в большую и светлую, судя по полированной, очень неудобной «модерной» мебели, гостиную. За квадратным низким столиком под абажуром огромной лампы, стоявшей на тонкой ноге, сидела высокая, худощавая, спортивного вида девушка в грубошёрстной защитного цвета тужурке и лыжных брюках, застёгнутых у щиколоток. Она занималась совсем недевичьим делом: разбирала и чистила немецкий автомат, части которого были разложены тут же, на столе, на газете. При нашем появлении она встала и очень приветливо поклонилась, пряча за спиной узкие руки, с длинными пальцами, чёрными от ружейной смазки.

— Панна Марыся, дочь нашего хозяина. Польская партизанка, собирается через фронт, за Вислу, — рекомендовал нам её инженер-майор и по-французски попросил её показать нам портреты её друзей.

Глаза девушки приветливо заулыбались, и от этого худое и неправильное лицо её стало сразу хорошеньким… Всё ещё пряча руки за спиной, она подвела нас к стене, на которой в тяжёлых рамах рядком висели старые семейные фотографии.

На одной из фотографий был изображён очень худой молодой человек с чёрными ширококрылыми бровями, с выпуклым и упрямым лбом, с тонкими, сильно поджатыми губами и резко очерченным подбородком. Лицо волевое, решительное, очень целеустремлённое.

С другой, висевшей рядом в точно такой же старинной овальной раме, смотрел на нас круглоликий, курносый, широкоскулый парень, стриженный под машинку, с лицом, осыпанным тёмными пятнами крупных веснушек, с хитрыми узкими глазками, источавшими бесконечное озорное добродушие.

К портретам этим снизу были приколоты ветки лавра — так в старых польских семьях отмечают изображения очень прославленных родичей.

Однако нетрудно было сразу определить, что эти двое к польскому роду никакого отношения не имеют, что это наши, советские люди, и показалось нам, что соотечественникам, наверное, скучновато тут, в компании чубатых длинноусых панов и пани с высокими причёсками прошлого века.

Панна Марыся поправила под одним из портретов покривившуюся веточку и, показав на чернобрового, сказала тем взволнованно-смущённым и радостным тоном, каким девушки называют имя любимого:

— То есть пан Анджий Тюхин.

Потом, едва скрыв под длинными ресницами тёплую усмешку в глазах, с какой вспоминают обычно о добром и очень весёлом друге, показала на курносого:

— То есть коллега пана Анджия пан Теодор Телеев, — и добавила: Бардзо добжи панове, бардзо добжи рыцажи…

И, излучая большими чёрными глазами всё ту же взволнованную радость, она спросила:

— Панове офицежи знайон тых панув?

Мы сказали, что, к сожалению, не знаем их, извинились и ушли, оставив странную девушку за её недевичьим занятием.

А наш хозяин, весь сияя бесчисленными морщинками, которые складывались у него на лице всегда так, что подчёркивали каждое его выражение, особенно улыбку, заговорил:

— Ну, видели? Какой почёт нашим людям: рыцажи! И, вы знаете, заслуженный. Впрочем, тут целая история. Не заговорил я вас? Тогда вот ешьте фрукты, пейте вино, а я буду рассказывать. Ей-богу, не соскучитесь, да, да, да.

Он бросился в кресло, и по усталой позе, по опустившимся плечам сразу стало видно, что этому человеку неопределённого возраста уже немало лет и что жизнь он прожил не лёгкую.

— Так вот, известно вам, что, так сказать, по не зависящим от вас обстоятельствам вы застряли в центре нефтеносного польского района? — схватив со стола карандаш, бумагу, он снова принялся, по инженерской привычке своей, чертить на ней точными, скупыми штрихами фасы и профили насосов, нефтяных вышек, баков. — Не знаете? Поясню. Весь этот район Прикарпатья покрыт нефтяными вышками. Нет, нет, конечно, не Баку, не Грозный, даже не Сызрань… И техника тут, на наш взгляд, была музейная, желонками качали. Всё ж таки, однако, кое-что из земли выжимали и, по здешним масштабам, не мало. Ну-с, а когда немцы в этот край пожаловали, они, конечно, первым делом за эту самую нефть лапой — хвать. У них-то с нефтью вовсе швах, ну, и очень захотелось им выжать из этих тщедушных скважин как можно больше. Они на них и насели.