Генрих Эрлих - Адский штрафбат

Все это заняло считаные мгновения. Ровно столько, сколько потребовалось Юргену, чтобы ответить Каминскому:

— Вижу, что генерал. Вижу, что Каминский. Вы арестованы.

— Постой-постой, — сказал Каминский.

Он не был испуган. На лежавшего на земле охранника он даже не посмотрел. Поделом! Попер буром на начальника патруля и получил по рогам. Тут все было правильно. А слов об аресте он просто не услышал. Его сознание отказывалось их воспринимать. Кто может арестовать его, СС-штандартенфюрера и генерал-майора Бронислава Каминского? Да никто!

Поэтому свое «постой-постой» Каминский сказал совершенно спокойным голосом и даже с какой-то улыбкой, улыбкой узнавания. Он пристально вглядывался в лицо Юргену.

— Я узнал тебя, солдат! — воскликнул он. — Ты тот русс…

И тут что-то защелкнуло в голове Каминского. Он быстро огляделся, выхватывая ключевые элементы картины.

— Вы не дорожный патруль, — прошептал он, заметив немецкий автомат в руках Брейтгаупта.

Конечно, кивнул согласно Юрген, у дорожных патрулей, даже и у их начальников автоматов не бывает.

— Вы не немцы, — еще тише прошептал Каминский, вперившись взглядом в рукав кителя Красавчика, по-прежнему державшего в крепком захвате водителя. Китель был немецкий, но на нем не было никаких опознавательных знаков.

Недоработка, согласился про себя Юрген, смотревший в ту же сторону. Хотя и надели предусмотрительно плащ-палатки, но вот — сбилась. Но мы же не профессионалы. Да и времени на подготовку мало было. Он так и продолжал кивать головой, когда Каминский, пробежавшись по кругу, вновь обратил взгляд на него и выдохнул:

— Вы русские. Вы русские! — закричал он уже по-русски. — Вы русские диверсанты! Вы пытались достать меня в Варшаве — не удалось! И вот вы здесь! — его голос срывался в визг.

Каминский вновь повернул голову и быстро огляделся. Отто Гартнер, целя автоматом в живот рыхлому, приговаривал, призывно поводя головой: «Ручки-то подними». А тот, услышав крик генерала, впал в ступор, вцепившись руками в пуговицы раскрытой ширинки. «Не надо», — столь же ласково шептал Красавчик, вдавивший в сиденье водителя, дернувшегося было при упоминании о русских диверсантах. Он тоже покачивал при этом головой, как бы соглашаясь со словами Каминского. На бездыханного охранника слова о русских диверсантах подействовали как удар электрического тока. Его тело изогнулось дугой, он попытался сбросить с шеи ногу Брейтгаупта и одновременно захватить его вторую ногу. Если он воскрес из мертвых, то ненадолго. Брейтгаупт был простой парень. Дернется — вырубай, было сказано ему. Он и вырубил. Короткой очередью. Чтобы наверняка.

Юрген сделал вид, что смотрит в ту сторону. «Ну же, достань его», — молил он про себя, следя краем глаза за тем, как рука Каминского скользнула к кобуре и расстегнула ее. Ситуация для Каминского была далеко не безнадежной, он вполне мог выкрутиться. Юрген бы на его месте точно попытался. Выхватил бы пистолет и выстрелил в зазевавшегося своего двойника, потом сразу в Брейтгаупта и, резко пригнувшись, чтобы не попасть под возможную очередь Отто, пустил бы в него две пули над дверцей и сразу же две в сторону сиденья водителя, в спину… В общем, попытался бы. А Каминскому сам бог велел. У него другого выхода не было. Он не мог живым попасть в плен к ним, русским диверсантам.

Конечно, он мог бы скрутить Каминского. Подкатиться под него, завалить. В крайнем случае, Брейтгаупт бы помог. Но не хотелось. Он бы предпочел, чтобы Каминский достал пистолет. Он бы тогда имел полное моральное право застрелить его. Он этого хотел, хотел с самого начала. Это было личное. Он ненавидел этого человека. За что — это он не мог четко сформулировать. Он просто считал, что такой человек недостоин ходить по земле. Он поганит эту землю, прекрасную несмотря ни на что. И он позорит народ. Не немецкий, не польский и не русский, а просто — народ, людей, человечество. Такой приговор он вынес ему в своем сердце. И он нисколько не сомневался, что имеет на это право. Ведь он уже убил столько людей на этой войне, убил, в сущности, только за то, что те носили другую форму. И все они были лучше Каминского, или почти все, он в этом не сомневался.

Он мог застрелить Каминского сразу, как только они остановили машину, или сейчас, когда он еще не вынул пистолет. Но это было бы нарушением приказа Фрике. Приказы Фрике Юрген нарушать не хотел. Даже по мелочам. По таким мелочам.

Мольбы Юргена были услышаны. Каминский выхватил пистолет и тут же получил три пули в грудь. Автоматная очередь швырнула его на машину, он медленно сполз вдоль заднего крыла. Он даже успел выстрелить, но пуля ушла в небо. «Так даже лучше, — меланхолично подумал Юрген, — то, что он выстрелил».