Генрих Эрлих - Последний штрафбат Гитлера. Гибель богов

К рассвету они были готовы: раны перевязаны, оружие проверено, почищено и смазано, подсумки и ранцы забиты боеприпасами — они ничего не оставили на складе, определен состав новых отделений и взводов, командиры назначены. Все были готовы. Эсэсовцы возобновили атаки на отряд, занявший летное поле. Русские пытались форсировать канал и деблокировать свою группу в аэропорту. «И ведь деблокируют», — подумал Юрген. Мысль эта, как ни странно, подняла дух. Вот так же на помощь им придут свежие части, обещанные фюрером. Ведь должны быть резервы, черт побери! Не бывает такого, чтобы не было резервов, эти умники из Генштаба не умеют воевать по-другому.

Они сидели в импровизированной казарме и ждали приказа. Юргену не надо было выглядывать наружу, чтобы понять, что там происходит, ему вполне хватало звуков. Остальным, впрочем, тоже. Даже малышу Дитеру, который как пристал к ним на Зееловских высотах, так уж и не отстал. Вчера он прошел настоящее боевое крещение и был очень горд собой. Сейчас он с видом знатока комментировал доносившиеся до них звуки разрывов снарядов и перестрелки и спорил с Фридрихом, куда их пошлют: к каналу или на летное поле. Они были самыми молодыми среди них, Дитер и Фридрих, потому и спорили. «Старики» сидели молча, они не хотели тратить энергию не то что на бесполезный спор, но даже на размышления. Куда прикажут, туда и пойдут.

В помещение ввалился Штульдреер, весь вывалявшийся в грязи и какой-то прокопченный, отыскал взглядом Юргена, подошел, тяжело опустился рядом.

— Русские смяли нас, — сказал он, отдышавшись. — Они переправились через канал в другом месте и ударили вдоль набережной. Они обошли нас с фланга, — добавил он немного извиняющимся голосом.

— Обычное дело, — сказал Юрген.

— На этой войне — да, — сказал Штульдреер, — это другая война.

— Вам виднее. Я другой не знаю. Но вы молодцы, вы долго держались, сутки на этой войне — это долго.

— В Бресте мы продержались тридцать два часа, — вставил Красавчик, — но это была крепость.

— У нас тоже была крепость, — сказал Штульдреер, — мы не пустили русских, как они ни старались, но они обошли нас с фланга. Я с вами, можно? У меня больше нет части, у меня больше нет товарищей, — он едва не плакал, славный старик, — кроме вас.

Юрген сочувственно похлопал его по плечу, сказал преувеличенно бодрым тоном:

— Рады принять вас в наши ряды, ефрейтор, нам нужны опытные солдаты.

В дверях появился подполковник Фрике.

— Батальон! Внимание! Пятиминутная готовность! Выступаем!

— Вы слышали: выступаем, — назидательно сказал Красавчик Фридриху с Дитером. — Чего спорили? Не туда и не сюда, а бог знает куда. С начальством всегда так, никогда не угадаешь, что у него на уме. Подрастете — поймете.

Они уже тронулись в путь, когда увидели фрау Лебовски. Она семенила от отсека госпиталя, обвешанная медицинскими сумками, обеими руками она сжимала тяжелый чемодан, который подбрасывала коленом на каждом шаге.

— Фрау Лебовски, — сказал ей Фрике, — вам следует остаться в госпитале, с ранеными.

— Там остались доктор Клистер и два санитара, этого более чем достаточно.

— Лейтенант Лебовски! — прикрикнул Фрике.

— Мой друг, — сказала она спокойно, — я не в том возрасте, чтобы безразлично терпеть изнасилование толпой грязных азиатов. Я пойду с вами и пойду до конца.

«Изнасилуют, это как пить дать», — подумал Юрген. Половина их батальона с радостью бы изнасиловала фрау Лебовски, невзирая ни на какой возраст, подай она только знак. Впрочем, некоторым и подавала. Она была доброй женщиной, фрау Лебовски. Он подошел и взял чемодан из ее рук.

— Спасибо, Юрген, — сказала она и добавила невпопад. — Вы, наверно, очень скучаете по своей девочке…

— Батальон! Шагом марш! — скомандовал Фрике.

Они шли краем аэропорта, держась под прикрытием невероятно длинного, чуть изогнутого здания аэровокзала, потом — сильно обрезанных, густых деревьев. Впереди виднелись высокие дома городских кварталов.

— Я там каждую подворотню знаю, — возбужденно говорил Штульдреер, — держитесь меня, парни, со мной не пропадете.

Все было как в Варшаве. За тем небольшим отличием, что они теперь играли роль поляков, а русские осваивали их роль. Последнее обстоятельство переворачивало ситуацию в их пользу, ведь у них был богатый опыт, которого не было у русских, пока те еще освоятся, а они уже знают назубок и наперед все уловки, что защищающихся, что нападающих. И вообще, воспоминания о Варшаве настраивали на оптимистический лад: как солдаты, они были лучше поляков и никак не хуже русских, поляки продержались против них два месяца, Юрген не видел причин, почему они могут выступить хуже. Несколько недель — и мы еще посмотрим, кому придется держаться!