Генрих Эрлих - Последний штрафбат Гитлера. Гибель богов

Это были французы. Так сказал Тиллери, их эксперт по французам, ведь он был из Рурской области и в детстве немало натерпелся от них. И еще он понимал немного по-французски.

Их было трое. Первый, высокий блондин с арийскими чертами лица, был одет в старую эсэсовскую форму, черные бриджи заправлены в высокие сапоги, на черном мундире серебряные галунные погоны с двумя четырехугольными звездочками — гауптшарфюрер, определил Юрген, по-нашему просто гаупт, капитан. Эсэсовский кинжал висел на его черном поясном ремне как шпага. Второй, чернявый, мелкий, горбоносый, был одет в робу с большой нашитой буквой F. Третий выглядел настоящим французом с его небольшими черными усиками, французской военной формой, беретом с кокардой и французским карабином образца 1886 года. Впоследствии он оказался коренным берлинцем, членом фольксштурма и ветераном Великой войны, который просто подошел поглазеть, привлеченный перебранкой на французском языке.

— Нас здесь семнадцать тысяч, военнопленных из Шталага, истинных французов и патриотов! — запальчиво кричал чернявый. — Если мы возьмем в руки оружие, то не поздоровится и вам, бошевским прихвостням, и вашим тупоголовым немецким хозяевам.

— Бери в руки лопату, вонючий гасконский фанфарон, и копай траншею, отсюда и до обеда, — надменно отвечал ему блондин. — А потом благодари Господа и нас за то, что мы даем тебе честно заработанную тарелку твоего любимого лукового супа. И оставь заботы о будущем Франции нам, истинным французским патриотам.

И все такое прочее. Они оба были настоящими французами — тратили бесценное время на пустопорожнюю болтовню. И поразительно напоминали поляков — в Варшаве Юрген слышал точно такую же перебранку двух офицеров из Армии Крайовой и Армии Людовой.

Юрген стоял и выразительно посматривал на эсэсовца, он даже начал притопывать сапогом, все громче с каждым новым пассажем француза. Дело было в том, что солдаты этого гаупта нагло заняли подвал, в котором согласно разнарядке должен был разместиться их взвод.

С французами им воевать еще не доводилось. Разве что подполковнику Фрике и ефрейтору Штульдрееру, но они сражались против, а не вместе. Но даже они вскоре признали, что эти французы — славные парни и хорошие солдаты.

Они были из дивизии СС «Шарлемань». Кого там только не было — студенты и их преподаватели, рабочие и аристократы, они являли образец будущего «народного сообщества». Всех их объединяла ненависть к большевизму, который они называли сталинизмом, это была чисто французская черта — давать всему свои собственные наименования. Небольшая причуда или слабость из тех, которые Юрген всегда прощал боевым товарищам.

С этим, с боевым опытом и моральным духом, у них все было в полном порядке. Во время зимнего наступления русских они вместе с тремя немецкими дивизиями держали оборону в районе Бельгарда, не того, что в их родной Франции, а того, что в Померании. Они готовы были стоять до конца, но русские уже далеко обошли их со всех сторон. Им приказали оставить позиции и прорываться в сторону Балтийского моря, к устью Одера. Их рассказ о том, как они пробивались по бездорожью через лес по пояс в снегу, отбиваясь от наседавших со всех сторон русских, стер последние следы взаимной настороженности и отчужденности — Юргену с товарищами тоже было что вспомнить в том же роде. Командир их дивизии бригаденфюрер Густав Крукенберг вывел из окружения почти тысячу солдат. Юрген слышал, что подполковник Фрике при встрече с ним с уважением пожал его руку, хотя не переваривал ни французов, ни эсэсовцев.

Еще большего уважения они заслуживали за то, что без промедления откликнулись на приказ фюрера прибыть в Берлин для решающего сражения. Даже некоторые немецкие генералы, разуверившиеся в победе, находили пустые отговорки для объяснения невозможности выполнения приказа, типа стоявших на их пути превосходящих сил противника. Французы же, ловким маневром обойдя русских и проделав двухсоткилометровый марш, прибыли в Берлин в самый нужный момент, чтобы занять свое место рядом с их 570-м ударно-испытательным батальоном.

Все это они выяснили вечером, когда несколько французов с галльской непосредственностью ввалились в их подвал. Ах, они перепутали, пардоне муа, они полагали, что это их подвал, и все такое прочее. Похоже, они просто пытались разжиться какой-нибудь едой, это было видно по их алчному взгляду. Что ж, они угостили соседей, чем бог послал. Засиделись до полуночи. Так они перебивали сон. Какой тут сон, если бой шел уже в непосредственной близости от них, сразу за каналом, проходившим с южной стороны аэропорта.