Генрих Эрлих - Последний штрафбат Гитлера. Гибель богов

— Под всем этим бывали, — протянул Юрген. Хотел, чтобы вышло пренебрежительно, но и сам понял, что не вышло. Воспоминания были не из приятных, так сразу не скажешь, от чего хуже. От обстоятельств зависело. В чистом поле страшнее простого пулемета ничего нет.

— На складах семь миллионов снарядов, по несколько штук на брата, вашего брата. Жалеть, как понимаешь, не будут, ни снарядов, ни вас.

— Зачем ты мне это говоришь? Думаешь, что у меня поджилки затрясутся или что я побегу в плен сдаваться.

— Не думаю, — сказал Ули.

Сказал без заминки, уверенно и искренне, отметил Юрген. Уважает, знать. Приятно.

— Зашел к тебе просто так, повидаться, — продолжал Ули, — и говорю тоже просто так, для сведения. Чтобы ты представлял ситуацию. Чтобы без фанатизма.

— Все мы на фронте под Богом ходим, — сказал Юрген.

— Это верно. Но некоторые еще и испытывают его терпение, нарываются, проявляют бессмысленное геройство в безнадежном положении. Будет обидно, если ты погибнешь не за понюх табака в самом конце войны. А матери так и больно. О матери подумай, — вернул он Юргену старый должок. — Она тебя больше всех любила. — В его голосе неожиданно прозвучали нотки застарелой, детской обиды.

— Вспомнил о матери… — сказал Юрген.

— Я о ней никогда не забывал. А, ладно! Идти пора. Заболтались мы с тобой, а меня командование ждет.

Ули порывисто встал. Юрген разглядел, что он одет в полевую форму Вермахта, только петлицы не были видны под камуфляжной курткой.

— Там внизу посты, — сказал Юрген, — мои парни, в частности, стоят. Они глазастые и стреляют хорошо.

— Сюда прошел и туда пройду, первый раз, что ли? — отмахнулся Ули.

— А своих не боишься? Одежка у тебя неподходящая.

— Они предупреждены. Да и пропуск у меня есть.

— Опять какая-нибудь липовая бумажка за подкладкой зашита?

— Бумажка — вещь опасная. У меня носовой платок имеется. — Он достал из кармана тряпицу, сшитую из трех полос, черной, белой и красной.

— Вроде как флаг, — сказал Юрген.

— Флаг и есть, флаг ненацистской свободной Германии.

— Уже и флаг есть, ну-ну, — сказал Юрген. Тут в голове защелкнуло воспоминание. — Постой, ты что, у Зейдлица?

— Зейдлиц! — возмутился Ули. — Пустышка, никакого правильного понимания будущего Германии. Пруссак, одно слово. Да и все вы, немцы… Служаки твердолобые… Некоторые, конечно, проникаются, но — болтуны. Вон, вещают, — он махнул рукой в сторону русских позиций. — Я по другой части. Ты что, не понял?

— Понял. Чего уж тут не понять.

— Ну, ладно. Бывай! Даст Бог, встретимся еще.

— На свете чего только не бывает, — протянул Юрген, — может быть, и встретимся, хорошо бы, не в бою.

Так они и расстались, не обнявшись, не пожав руки. Они были, как ни крути, противниками, в первую очередь противниками, а уж потом братьями.

— Разрешите обратиться, герр подполковник!

— Что-нибудь чрезвычайное, обер-фельдфебель Вольф?

Юрген примчался в штабной блиндаж еще до утреннего построения. Фрике едва успел побриться и теперь вытирал лицо влажным полотенцем.

— Имею предчувствие, что русские в ближайшие дни перейдут в наступление на нашем участке фронте.

— С каких это пор мы стали доверять предчувствиям? — Фрике улыбнулся, но как-то печально.

— Всегда доверяли, герр подполковник, только предчувствию и доверяли, — сказал Юрген абсолютно серьезно, этим утром он не был настроен шутить и поддерживать шутку.

— Что ж, не скрою, что у меня тоже есть предчувствие, что русские в ближайшие дни нанесут на нашем участке фронта упреждающий удар, чтобы сорвать наше контрнаступление.

— Завтра-послезавтра.

— Да, сегодня уже поздно, — Фрике посмотрел на часы, — половина седьмого. Они начнут завтра. Возможно, послезавтра.

— В три или четыре часа утра, как обычно.

Фрике не стал утруждать себя выражением согласия. Они уже настолько хорошо понимали друг друга, что общались в телеграфном стиле, обходясь без лишних слов.

— Основания? — спросил Фрике.

— Всю ночь с южного плацдарма доносился шум танковых двигателей. В пять часов утра противник после короткой артподготовки предпринял атаку с северного плацдарма.

— Откуда такие сведения? — Фрике подошел к двери блиндажа, открыл ее, даже поднялся на несколько ступенек вверх. — Я ничего не слышу.

— Солдатское радио, герр подполковник. Распространяется быстрее звука, — сказал Юрген и деловито продолжил: — Атака больше похожа на разведку боем или отвлекающий удар. На нашем участке фронта противник не предпринимает никаких действий. Тишина. Подозрительно.