Владимир Ленчевский - 80 дней в огне

Когда мы пришли, девушка лежала в постели, бледная, едва живая. Увидев полковника, она сразу оживилась.

— Ваше задание выполнила, — проговорила она и вдруг расплакалась.

— Ниночка, да ты ли это? Такая смелая разведчица и вдруг… — погладив ее по голове, проговорил Гуртьев.

Девушка ласково посмотрела на него, левой рукой осторожно провела по забинтованной правой и нахмурилась.

— Ладно, люди больше страдают, — с неожиданной твердостью в голосе проговорила она и рассказала о своем пребывании в тылу противника.

Перейдя гитлеровскую передовую, она вместе со своей подругой пробралась к Мамаеву кургану. Там они чуть не попали в лагерь, куда сгоняли советских граждан для отправки в Германию. Разведчицы уже подходили к дому, в котором находился этот застенок, но оказавшийся поблизости старик успел их предупредить об опасности.

Теперь пришлось действовать с удвоенной осторожностью. Но как одновременно скрываться от немцев и заговаривать с ними? С этой, на первый взгляд неразрешимой, задачей разведчицы справились.

В Сталинграде, в подвалах разрушенных домов и других катакомбах, еще остались мирные жители — те, которые не успели вовремя уйти из города, в большинстве старики, дети и больные люди. К ним-то и обратилась Нина. Переночевав у своей родственницы, жившей в погребе под остатками своего дома, Нина постаралась завязать связи с ее соседями. Это удалось. Несмотря на ужасные условия, в которых они находились, советские люди оставались патриотами своей родины. Они сообщили много ценных сведений и помогли девушкам пробраться к Красным казармам, в которых размещались эсэсовцы. Оставив Тоню у ворот казарм, Нина проникла в наполненное гитлеровцами здание. Уверяя, что она разыскивает какого-то друга — мифического обер-фельдфебеля Шмидта, она заговаривала с немцами. Фельдфебеля Нина, конечно, не нашла, но ценные информации получила. Узнала она и самое главное — о расположенной в этом районе танковой дивизии. Побывали девушки и на Мамаевом кургане, установив позиции огневых средств противника. При возвращении назад Тоня была убита, а Нина ранена.

После разговора с Ниной Гуртьев позвонил Чуйкову, сообщил о результатах разведки. Вечером в беспрерывный грохот пушек и минометов влилась новая мелодия. «Раз, раз, раз», — твердили пушки, гаубицы и «катюши» с того берега Волги. Они били в одну точку, и вскоре в расположениях врага вспыхнуло гигантское зарево.

Сахно-младший, наблюдавший с крыши Г-образного дома, сообщил:

— Загорелись казармы.

Еще немного — и новые известия:

— В районе казарм взрывы. К большим пожарам прибавились малые.

Догадаться нетрудно: горят танки.

Много раз пищал телефон, много раз с наблюдательного пункта разведки доносилось:

— Новые пожары, новые взрывы.

На бомбежку пошли самолеты.

Все это свидетельствовало, что подвиг девушек-разведчиц не прошел даром. Несколько десятков танков, спрятанных в районе Красных казарм, были уничтожены. Правда, их сильно потрепанная дивизия все же двинулась на наш участок фронта. Но одно — ударить кулаком, другое — ткнуть пальцем. Остаткам гитлеровских танков теперь стало уже не под силу нанести нам сильный урон.

Приказом по 62-й армии Нина Лянгузова была награждена орденом Красной Звезды.

На другой день к Нине пришли разведчики. Даже врач, несмотря на свою строгость, не устоял против их «атаки».

— Нина, поздравляем!

— Орден носить будешь! — сказал Ахметдинов, прищелкнул языком и, широко улыбаясь: — Да еще Красная Звезда!

— Теперь, дочка, — говорил Комов, поглаживая бороду, — главное, поправляйся, а все остальное приложится.

Но Нина не успокаивалась: Тоня-то погибла.

…Много позже я узнал, что Нина и до знакомства со мной переходила линию фронта и выполняла ответственные задания. Но девушка умела молчать, а потому во время нашего разговора не сказала мне этого…

Через несколько дней я зашел в медсанбат проведать Нину и других разведчиков. Во время нашей беседы в палату просунулась голова медсестры в белой косынке.

— Командир дивизии приехал! — прошептала она.

Гуртьев ласково поздоровался со всеми и стал обходить койки раненых, расспрашивая о здоровье. Войдя в женскую палату, полковник подошел к Нине, а затем спросил у врача:

— А где Зина?

— Сейчас придет с перевязки.

Действительно, вскоре в палату вошла высокая темно-русая девушка. Ее бледное лицо еще сохранило детское выражение. Только возле рта залегла скорбная, страдальческая складка.