Владимир Ленчевский - 80 дней в огне

Сентябрьская ночь 1942 года. Солнце давно скрылось за горизонтом, но в городе светло как днем. Багровые зарева войны полыхают над Сталинградом. Но не только они освещают землю. Огненной гирляндой над передним краем висят разноцветные ракеты, осветительные бомбы, снаряды. И хоть сейчас ночь, по передовой нужно ходить так же осторожно, как днем. Фашистские наблюдатели просматривают каждый шаг.

Впереди высокий берег реки, за плечами темно-фиолетовая Волга. Сейчас она не похожа на величественно-спокойную красавицу. Волга бурлит. Да, буквально бурлит, так часто из нее вылетают серебристые гейзеры от падающих в воду фашистских бомб, снарядов и мин. Противник бьет по переправе. Его артиллеристы охотятся за катерами, перевозящими на левый берег раненых, а обратно — боеприпасы. Невольно вспомнились слова приятеля — участника боев в Сталинграде: «Если передовая — преисподняя, то переправа — настоящий ад».

Я только что проверил эту поговорку на собственном опыте. Переправляясь через Волгу, я едва не отправился к праотцам: мины все время падали рядом с суденышком.

Но вот и КП дивизии. Сейчас на сухом фронтовом языке командный пункт называется «хозяйством Гуртьева».

«Хозяйство», вообще говоря, не совсем уютное, но соседи завидуют Гуртьеву. Еще бы! Хорошо потрудились здесь сибиряки-саперы. Использовав один из обрывов, которыми богат правый берег Волги, они вырыли длинный коридор, по бокам которого сделали пещеры — блиндажи. В конце коридора размещался нерв дивизии — связь.

После яркого, золотисто-желтого света горящего города в штольне особенно темно, а коптящие огоньки фронтовых светильников, сделанных из снарядных гильз, мерцают довольно тускло. Между тем штаб напряженно работает и днем и ночью. Монотонно зуммерит телефон, совсем рядом трещит пишущая машинка. Вхожу в один из блиндажей, здесь немного больше света. За столом сидит сухощавый, в хорошо отутюженной гимнастерке полковник. Его безукоризненно выбритое лицо серьезно, а глаза из-под густых бровей смотрят собеседнику в зрачки. Взгляд твердый, вначале кажется: перед тобой суровый, а может, и педантичный человек. Однако так только кажется. В глазах заметны теплые огоньки, а концы губ чуть-чуть изогнуты в улыбке. Это Леонтий Николаевич Гуртьев. Он участник трех войн — империалистической, гражданской и Отечественной. В 1914 году ушел со второго курса политехнического института на фронт и с тех пор не снимал мундир.

Вопросы, которые он задает, краткие и дельные, свидетельствуют о желании как можно лучше познакомиться с посетителем. Узнав, что я назначен начальником разведки, Гуртьев стал особенно внимательным. Мы говорили довольно долго.

— Ваш блиндаж справа от моего. К двадцати четырем подготовить план ночного поиска, — наконец приказал полковник и отпустил меня.

Подготовить, а как? Не зная людей и обстановки? Впрочем, ответил по-уставному: «Есть, к двадцати четырем подготовить план ночного поиска» — и сделал движение, чтобы повернуться налево кругом, но полковник остановил меня. Его лицо смягчилось, стало простым, а не высеченным из камня, как мне показалось раньше. Особенно обратили на себя внимание покрасневшие веки, коричневые мешки под глазами, морщинки на щеках — следы страшной усталости.

Гуртьев минуту молчал, а затем тихо, задумчиво глядя куда-то поверх меня, сказал:

— Люди у нас, капитан, славные, замечательные, одно слово — сибиряки.

«Сибиряки» — сказано с гордостью и в то же время с большой теплотой. Вспомнил, видно, и озеро Байкал, и холодные бескрайние степи, и древнюю сказочную тайгу.

Я пошел к себе в блиндаж, сел за некрашеный, шершавый, как наждачная бумага, стол, зажег светильник и засек время. 22 часа 30 минут. Значит, на подготовку осталось девяносто минут. Ясно, за такой короткий срок составить план ночного поиска нельзя. Чтобы назначить людей в группу захвата и группу отвлечения, надо знать каждого из них, знать очень близко, как брата. Знать личные качества, сноровку, умение ориентироваться в темноте и, главное, обладают ли они мужеством. Последнее-то не у всех одинаковое. Один умеет, не останавливаясь, ползти змеей под самым жутким минометным обстрелом, другой может спокойно закуривать трубку там, где ни на секунду не смолкает вражеский пулемет, но и первый, и второй не всегда смогут прыгнуть ягуаром на вражеского часового. Да что тут говорить! А местность? Что мне известно о кварталах, улицах, где ведут бои полки дивизии? О руинах, где каждая пядь земли может явиться и надежным укрытием, и западней? Значит, нечего сидеть и следить за секундной стрелкой, а надо бежать к разведчикам. Они подскажут многое. Сталинградский солдат по боевой закалке никому не уступит.