Виктор Муратов - Перевал

— Альпинист. Гут. Я есть также альпинист. Балканы. Крым. Ти есть Эльбрус. Гут. Ти, я коммен нах Эльбрус. Гут.

Борис пошевелился, попытался встать, но, вскрикнув от боли, тут же упал на землю.

— Это есть плёх, плёх, — приговаривал офицер, разглядывая рану на руке Бориса. — Лазарет. Лечийт, лечийт. Гут.

…Не по-раннему жарким утром машина после долгой тряской дороги бесшумно покатила по деревянному настилу моста. Немец-конвоир дремал, прижав обеими руками к щеке винтовку. Борис с трудом дотянулся до маленького окошка, вделанного в тент, и узнал Дон, речной вокзал, элеватор. Его везли в Ростов. На мгновение мелькнула мысль — бежать. Бежать сейчас же, пока дремлет гитлеровец. Но он тут же отогнал эту мысль. В другое время он махнул бы через перила моста — и поминай как звали. Но бежать, да еще вплавь, с изувеченной рукой, — безнадежно. Он не мог вспомнить, у кого из писателей вычитал: «Последнее, что покидает человека в жизни, — это надежда».

Борис все смотрел в оконце, с трудом узнавал знакомые улицы.

Уцелевших домов теперь было гораздо меньше. А он ведь совсем недавно был здесь с Ольгой, шел по этим улицам. И тогда было много разрушенных домов и едкий дым поднимался из развалин, но тогда по улицам ходили советские солдаты и проезжали советские автомашины. Кажется, вечность прошла с тех пор, как он шел с Ольгой в родной переулок Володарского, а по сути, и месяца не прошло.

Машина шла по Ворошиловскому проспекту. Миновав кладбище и Андреевскую рощу, проскочила Турмалиновскую Балку и остановилась у зеленых ворот. Борис узнал строения за красным забором — до войны здесь было Ростовское артиллерийское училище. Теперь размещался лазарет для раненых военнопленных. Лазарет был окружен глубоким рвом, обнесенным в три ряда колючей проволокой.

Пленных размещали в длинных грязных бараках, построенных на широком плацу бывшего училища.

Бориса Севидова поместили в барак для тяжелораненых военнопленных. Это было огромное помещение с ровными рядами нар, выстроенных в три яруса, плотно набитое людьми. Крыша барака протекала, и под ногами хлюпала грязь.

В барак вошел военнопленный с большим ведром.

— Налетай, архаровцы! — крикнул он и принялся разливать по котелкам вонючую похлебку. В пленном Севидов с удивлением узнал Петра Дерибаса, казака из станицы Кочетовской, несмотря на то что у Дерибаса уже не было его пышных, буденновских усов. Теперь на его лице необычно выпячивались скулы. Без усов Петр был похож скорее на калмыка, чем на своего предполагаемого предка Дона Йозе Де Рибаса — основателя Одессы. Бориса насторожило, что Дерибас находится в лазарете, видимо, на каком-то привилегированном положении. Иначе немцы не доверили бы ему раздавать пищу.

Сейчас Дерибас его непременно узнает. Вся надежда на конспирацию рушилась…

Дерибас ловко орудовал черпаком, разливая в миски, жестяные банки, кружки вонючую похлебку. Он сопровождал свою работу веселыми прибаутками: «О, чернявенький! Тебе, кацо, по блату суп харчо. Вкалывай получше, потом шашлык получишь. А ты, видать, с Рязани — ешь пироги с глазами. А ты, белобрысый, чего такой сердитый? Получай щи — пузо полощи. Налетай! Не зевай! Отращивай пузяры!»

Когда очередь дошла до Бориса, их глаза встретились. Дерибас осекся и замер с черпаком в руке. Борис понял, что сейчас произойдет непоправимое, если Дерибас выдаст его.

— Ну что, Петро, уставился, как на икону? — первым обратился к нему Борис. — Не узнаешь? Я же Семен Ручьев. Чи забыл, как рыбцов таскали в Кочетовке?

Пленные с любопытством наблюдали за этой сценой. Дерибас поставил ведро и с черпаком в руке бросился к Борису.

— Вот так встреча! Здорово, Ручьев! Держи, Семен, свою порцию, — приговаривал Дерибас, наливая в чашку баланду. — Ешь, Семен. Поправляйся. Вон как дошел — совсем, что та чехонь после нереста. Оно бы, конечно, вяленого рыбца сейчас…

Дерибас смотрел, с какой жадностью Борис набросился на еду, потом оглядел барак, словно что-то отыскивая, и указал черпаком в сторону окошка:

— Там. — Дерибас прошел вдоль нар и крикнул лежащим на досках пленным: — А ну, архаровцы, подвинься, уступи место моему другу! Быстро, быстро!

Лежащий на нарах красноармеец с перебинтованный плечом сделал усилие приподняться.

— Прекрати, Дерибас! — крикнул Борис. Он оставил недоеденную баланду и подошел к нарам. — Лежите, товарищ. — И повернулся к Дерибасу: — Тебя кто просит? Обойдусь и без твоей опеки!

В бараке зашумели. Но внезапно все стихло. Раненые поспешили занять свои места. Только слышалось: