Виктор Носатов - Фарьябский дневник. Дни и ночи Афгана

Секретарь парткома НДПА провинции Фарьяб Альборс, используя временное затишье, объезжал со своей свитой самые дальние уголки района, встречаясь со старейшинами кишлаков, родовыми авторитетами, племенными вождями. Во время этих поездок он рассказывал селянам об Апрельской революции, ее целях и задачах. О последнем Пленуме ЦК НДПА и провинциального комитета партии.

Разъезжая по провинции, я не раз сталкивался с тем, что ни кочевники, ни земледельцы из глубинки имели смутное представление о происшедших в стране изменениях. Обычно на вопрос, кто сейчас является главным правителем Афганистана, люди в большинстве случаев говорили, называли Дауда, тем более, что его портрет до сих пор украшает государственные денежные знаки, реже называли имя Тараки. Ни Амина, ни Кармаля многие просто не знали. О революции слышали очень мало. Бывало, что дехкане и кочевники главным человеком в стране называли кого-то из полевых командиров, которые терроризировал их кишлаки и кочевья.

Обычно наше появление в глубинке афганцы встречали настороженно. Не зная о событиях, происходящих в стране, они тем более не знали о том, что наши войска находятся на их земле по просьбе Афганского правительства. Нередко приходилось наблюдать, когда наша колонна проходила какой-то удаленный от центра кишлак, как поодиночке и целыми группами в горы убегали вооруженные мужчины. По-видимому, тут срабатывал исторический стереотип. Афганцы за многовековую историю своего существования привыкли к тому, что европейцы приносили им только лишения и страдания и что единственный язык, на котором с ними можно говорить, это язык оружия. Последний пример этому — только с оружием в руках отстоял свою независимость афганский народ от английских завоевателей. Вот почему для многих в Афганистане мы были и остаемся опасными инородцами.

Там же, где мы постоянно бываем во время операций или оказываем посильную помощь, афганцы во многом меняют свое отношение к нам, но, по-моему, просто внешне. В глубине души, я думаю, они продолжают считать нас помехой в урегулировании своих внутренних межнациональных и территориальных конфликтов. Слишком долго у нас это не хотели понимать.

Кто-то из читателей спросит меня — на чем основываются мои доводы?

Отвечу — из многочисленных контактов с дехканами, кочевниками, старейшинами кишлаков, родовыми авторитетами и даже муллами. Не раз мне приходилось разговаривать и с пленными душманами, с теми, кто раскаивался в содеянном, и с теми, кто не скрывал своего злобного отношения, и к нам, и к Саурской (Апрельской) революции. Очень много об афганцах я узнал и в Андхое, сопровождая секретаря провинциального парткома Альборса. Однажды мы побывали в одном из пригородных кишлаков. Как я уже говорил, основное население района — туркмены из племени Алиили. Жилища туркмен во многом отличаются от жилищ узбеков. Крыши у них не плоские, а куполообразные. Селятся и живут они обычно по родам, которые в свою очередь подразделяются на родовые кланы. Каждый клан проживает в своем квартале, имеет одну-две небольшие мечети, где молятся не реже пяти раз в день. Обычно имама, человека, который руководит молитвой, дехкане выбирают из своего квартала.

Мы побывали в доме одного из родовых авторитетов кишлака. Крепкий 60 — летний старик был бодр и деятелен, и сразу начал показывать свое хозяйство. За высоким глинобитным дувалом, кроме большого дома, разделенного на женскую и мужскую половины, было много хозяйских построек. В коровнике было 30 коров, по двору гуляло несколько чистокровных текинцев, об этом немногословный хозяин похвастался сам. Всего у него было десять лошадей. Всю работу в хозяйстве выполняли шесть сыновей. На период посевной и уборочной компании богач нанимал пять-шесть батраков, платил им от 80 до 120 афгани в месяц. С особым удовольствием показал старик свой сельскохозяйственный инвентарь. Год назад у одного из кооперативов он купил уже далеко не новый трактор, «Беларусь», года семидесятого выпуска, были у него и плуги, но хозяин тут же добавил, что он не всегда в состоянии использовать технику, потому что уж очень дорого горючее. Поэтому большую часть посевных площадей он обрабатывает по старинке с помощью деревянного плуга омача, снабженного железным лемехом. Борону заменяла широкая доска, утыканная длинными гвоздями. Внутренние покои мужской половины богача обставлены довольно современно. Стены устланы богатейшими коврами ручной работы. На низеньком столике, меж кувшинов старинной работы, блистал серебристой поверхностью стереомагнитофон. В углу гостевой комнаты пристроился японский телевизор. Старик частенько смотрит передачи советского телевидения. Он много знает о нашей жизни, жизни советской Туркмении, но многие существующие в СССР порядки не разделяет. Откровенно признался, что выключает телевизор, как только по телевизору показывают туркменок без накидок. Не нравится ему и то, что в советской Туркмении очень мало мечетей. Что ж, я непосредственно столкнулся с реальностью афоризма: «В Афганистане шариат не религия, а образ жизни». С этим сталкиваешься на каждом шагу, и с этим здесь нельзя не считаться.