Виктор Носатов - Фарьябский дневник. Дни и ночи Афгана

Только перед самым городом тополиные рощицы и сады расступились и перед взором возникла высокая глинобитная стена средневековой крепости с башенками по углам и узкими прорезями бойниц. Только подъехав поближе я разглядел свежезаделаный пролом, разнокалиберные пробоины и автоматные строки душманских ультиматумов на стене.

— Эта крепость, наверное, выдержала долговременную осаду, — подумалось мне, — вот только что-то защитников не видно?

Словно в доказательство тому, что эта глинобитная цитадель еще жива, из закопченных проемов и бойниц, сначала нерешительно, а затем все смелее и смелее начали раздаваться приветственные крики разношерстно одетых людей с автоматами и винтовками в руках. Защитники восторженно махали руками, оружием, чалмами, высказывая тем самым свою неизмеримую радость при виде союзников. Из раскрытых настежь ворот вывалила толпа ополченцев и, став по обе стороны дороги, с любопытством и страхом глазела на нас. Были слышны часто повторяющиеся восклицания «шурави», «рафик», что в переводе означало «советские», «товарищ».

Откровенно говоря было радостно осознавать, что хоть ополченцы, то есть афганцы пострадавшие от душманов и взявшие в руки оружие, чтобы защитить свои семьи и очаги, были искренне рады нашему присутствию.

Дальше дорога пересекала неглубокую речушку, через которую был перекинут непригодный для движения, наполовину разрушенный, мост. За переправой пошла хорошо укатанная грунтовка, с обеих сторон зажатая, уже ставшими привычными нам, дувалами. Только в центре стали попадаться двух-трех этажные, явно европейского типа, здания. Улочки Меймене, несмотря на их тесноту, были наполнены праздной суетой, криками зазывал и торговцев. Горожане, духанщики, дехкане, сарбозы, все пестроцветье лиц и одежд азиатского города высыпало на улицы, чтобы насытиться редким зрелищем. По дороге, в основном, попадались мужчины и мальчишки, только изредка из — за дувала, или с крыши, нет-нет, да выглянет курчавая женская головка, жадно зыркнет глазами и тут же спрячется за цветастую накидку — паранджу.

В центре не было свободной полоски земли, где бы не приткнулся духан, влекущий покупателя самым разнообразным ассортиментом товаров. Вдоль обшарпанных стен караван-сараев, пристроившись, кто на корточках прямо в пыли, а кто и на ярких ковриках, восседали седобородые старцы, равнодушно глядя на грохочущую колонну и что-то лениво обсуждая. Особенно поразил всех настоящий средневековый базар, который проплывал мимо нас, словно в захватывающем историческом фильме. Казалось, что вот-вот с протяжным скрипом раскроются главные городские ворота и из них выступит важно шествующая процессия луноликого шаха из сказок Шехерезады, с обязательными по такому случаю скороходами, стражниками и рослыми рабами, с легкость пушинки перемещающими на своих плечах золоченные носилки с сами «солнцеподобным». Но створки ворот мертвы, только, как и сотни лет назад, жив азиатский базар, с его невообразимым гомоном сотканном, словно многоцветный афганский ковер, из льстивых посул ретивых зазывал и жадных духанщиков, торга экономных и привередливых покупателей, препирательств мальчишек мешающихся под ногами и, конечно же, не умолкающего ни на минуту рева ослов и верблюдов. С его невообразимыми по содержанию товаров духанами, где довольно мирно уживаются сахаристые лакомства и цветастые календари, электронные часы с микрокалькулятором и средневековая бронзовая лампа, японский двухкассетник и паранджа, таблетки против курения и сигареты начиненные «травкой». С его несовместимыми мерами веса — от стандартной фунтовой гирьки и электронных весов, до совсем нестандартной груды камней, с помощью которой взвешиваются продукты, материя и даже дрова.

За то короткое время, что машина осторожно двигалась меж моря голов заполнивших базар, я хотел увидеть все, что возможно было увидеть, так все здесь было необычно и удивительно. Но больше всего хотелось понять отношение, которое питают к нам афганцы. В глазах многих из них читалось любопытство и страх, хотя кое-кто бросал на нас и ненавидящие взгляды. Только мальчишки сновали вокруг машин, своими криками и красноречивыми жестами выражая неподдельный восторг.

— Шурави, шурави! Цигаретт, цигаретт! — кричали они цепляясь за борта боевых машин.

Раздобрившись, солдаты направо и налево сорили сигаретами, которые тут же исчезали в карманах шустрой ребятни. С криком и шумом поделив сигареты, щедро разбрасываемые с одной машины они бежали к следующей, и все повторялось сначала.