Коллетив авторов (под редакцией Г. И. Василенко) - Окопники

— Встать! — скомандовал я. — Шагом марш!

На ходу спросил у Шипиленко:

— Не боишься?

— Боязно, дядя.

— Что? — непроизвольно вырвалось у меня. «Дядя», повторил я про себя. — Да ведь мы почти ровесники!

Подошел Шварцев.

— Скажите, где можно взять каску? У меня же ничего

пег.

— Все будет, не беспокойтесь.

Указал ему кивком на семенившего вслед за ротой Шипиленко:

— Не могли подержать такого еще два — три месяца в запасном полку?

На этот вопрос Шварцев ответил встречным вопросом:

— А вы можете сделать для него что‑нибудь подобное?

— Попытаюсь.

Шварневу, наверное, показалось, что он ослышался.

— Как вы сказали?

— Попытаюсь.

— А чем он лучше других?.. Скажете, жестоко расссуждаю? Может быть… Где сейчас разбираться: кого вперед, кого назад? Меня вот не без вашего участия сунули вперед, а почему его считаете возможным оставить позади? Всех надо вперед!..

Для продолжения дискуссии у нас недостало времени. Я увидел командира первого батальона, уже поджидавшего нас у своего блиндажа. Он поздоровался со всеми и сразу объявил:

— Пятнадцать человек — в первую роту, пятнадцать — во вторую, семь — в минометную. Получите оружие и сразу по местам. Кислов>бери своих людей и веди. Все передай, как положено, Шварцеву. Потом зайдете вместе, доложите. Старшина, выдать всем паек на завтра. Поговорим ночью, в — окопах. Митинговать не будем.

Меня комбат пригласил зайти в его блиндаж. Попенял:

— Мало людей привел. Однако и на том спасибо. Садись, чаи погоняем.

В блиндаже было тепло, по — своему уютно. Ординарец налил в две большие кружки хорошо заваренного чая, поставил третью, полную сахара. За неимением чайных ложек положил столовые.

За чаем комбат стал расспрашивать меня о Шварцеве. А что я, собственно, мог сказать о нем?..

Гораздо конкретнее получился у нас разговор о Шипиленко. Я попросил комбата отпустить его со мною в распоряжение штаба полка.

— Позови Шипиленко, — приказал комбат ординарцу. — Посмотрю на него.

Шипиленко робко вошел в блиндаж, попытался доложить, что прибыл по вызову, но от волнения только заикался, ничего членораздельного у него не получилось. Комбат вздохнул и сказал:

— Бери…

Возвращаясь в штаб полка вместе с Шипиленко, я впервые задумался: а как отнесется к этому моему своеволию начальник штаба?

Он отнесся с пониманием. Вспомнил, что очень нужны люди в подразделении связи, и сразу же позвонил туда, сказал, чтобы пришли за пополнением.

Так решилась судьба Шипилеико. Впоследствии!! он стал хорошим радистом, был награжден медалью «За отвагу».

А Шварцев ровно через месяц написал рапорт командиру полка с просьбой возвратить его к прежнему месту службы. Просьба была удовлетворена, но распоряжение об откомандировании не застало Шварцева в батальоне. Он был ранен и отправлен в госпиталь.

Вернувшийся вскоре из того же армейского госпиталя Леонид Куренков передал мне привез' от Шварцева. Меня это порадовало. Если приветствует, значит, не серчает.

18

После ранения Леонид Куренков вернулся в полк с медалью «За боевые заслуги».

— Где это ты и как отличился? — поинтересовался я.

Он покосился на медаль, загадочно улыбнулся.

— Хороша, хороша! — сказал я. — Медаль хороша, и сам ты под стать ей: такой же свеженький.

— Должен быть свеженьким, — охотно согласился Леонид. — Нога зажила, отоспался, отогрелся, отмылся… Будто в доме отдыха побывал.

— Лучше все‑таки не попадать в такие дома отдыха.

Это мое мнение не было принято безоговорочно. Куренков рассуждал по — своему:

— Если иметь в виду обычные два фронтовых варианта, то мне выпал лучший. Случайно, конечно. На войне многое происходит по воле слепого случая.

«В госпитале наслушался, — отметил я про себя. — И, пожалуй, важничает малость, потому что командиром минометной роты назначили. А тут еще и вторая медаль вдобавок».

Прервал его философствование вопросом:

— Надеюсь, ты не считаешь, что медаль свою получил случайно?

— Считаю, — ответил Леонид вполне серьезно и рассказал мне о своих приключениях.

Когда его ранило осколком немецкой мины, санитар, сделав первую перевязку, проворно вырезал палку и, вручая ее, пошутил:

— Садись верхом на этого вот коня и дуй прямо в медсанбат.

Медсанбата Куренков на указанном месте не застал — только что перебазировался, расставив вдоль укатанной дороги стрелки — указатели.

Приближался вечер. С каждым шагом боль в ноге становилась все мучительнее. А сколько еше ковылять до медсанбата, неизвестно.