Подполковник задумался. Тылы полка, откуда каждый раз брали по нескольку человек, совсем обезлюдели. И все‑таки он сказал:
— Иди к Серегину. Вместе с ним собирайте сапожников, портных, музыкантов, шоферов, поваров. Из стрелковых рот никого не брать.
Я напомнил:
— Портной всего один остался, сапожников — два.
— Знаю. Значит уже трое…
Капитан Серегин ведает учетом личного состава. Передаю ему приказание начальника штаба. Он почесал затылок.
— Задачка!.. Сколько, ты сказал, надо людей?
— Двенадцать человек.
— Половину, если найдем, и то хорошо…
На этом мой разговор с Серегиным прервался. Меня опять вызвал начальник штаба.
В блиндаже я увидел незнакомого сержанта. На него страшно было смотреть: зарос черной с проседью бородой, воспаленные веки и припухшие подглазья; шинель изодрана и подпалена в нескольких местах; руки, как у шахтера, только что покинувшего забой, в них он держал кружку с кипятком, обхватив ее так, словно боялся, что отнимут.
— Сержант Безрученко, — отрекомендовал его начальник штаба. — Как крот, прополз в снегу через болото. Рация в батальоне перестала работать.
«Зачем он говорит все это мне?» — недоумевал я. Подполковник не замедлил объяснить:
— Командир полка приказал сегодня ночью обязательно вывести из окружения всех, кто там остался в живых.
— Сколько же там осталось? — не удержался я от вопроса.
— Шестеро. Я седьмой, — ответил простуженным голосом сержант.
— Сформировал штурмовую группу? — спросил меня подполковник.
— Пока нет.
— Долго копаешься. Зови сюда Серегина…
Вызванный по телефону Серегин покосился на меня
недобро: подумал, что я нажаловался.
— Нашел людей? — сразу взялся за него подполковник.
— Пять человек нашел.
— Мало, надо пятнадцать. Начинай со своего писаря. Портного тоже включи. Шинели и мундиры будем шить потом, перед парадом… Возглавит штурмовую группу Гаевой. Проводником будет Безручко. К восемнадцати часам построиться у блиндажа командира полка. Имегь четыре ручных пулемега и не меньше пятнадцати автоматов, остальные — с винтовками и карабинами. Взять побольше гранат, две волокуши для раненых, термос с кипятком и флягу со спиртом, сало, хлеб. Задачу поставит командир полка. Ясно?
Заключительный вопрос адресовался, конечно, мне. И я ответил машинально:
— Ясно.
В действительности же мне требовалось прояснить и уяснить очень многое. Командовать штурмовой группой, да еще в такой исключительной обстановке — дело мудреное. Для этого, по моим тогдашним*представлениям, куда больше подходил старший лейтенант Гребенщиков, командир разведвзвода. Он возглавлял, кажется, все штурмовые 1руппы, ходившие на выручку окруженного батальона. У него опыт! Мне бь4 к нему на выучку. В любой роли!
Правда. Гребенщикова не раз журили в моем присутствии: задачу, мол, не выполнил, а спирт, предназначавшийся для тех, кто в окружении, не вернул. Он невозмутимо выслушивал эти упреки и лишь после того приводил свои доводы.
Причину неудач Гребенщиков усматривал в малочисленности штурмовой группы и однообразии действий — в обход болота либо справа, либо слева: А когда ему предлагали прорваться к окруженному батальону ч^)ез болото, решительно утверждал, что это невозможно — болото непроходимо. Ссылался на данные топографических карт и свидетельства местных жителей.
Что же касается спирта, то у старшего лейтенанта всегда был один ответ: «Вытек весь до капли. Пуля пробила флягу. Прошу проверить». И действительно во фляге оказывалась пулевая пробоина. Частенько даже не одна, а несколько.
— О чем задумался? — прервал мои размышления начальник штаба.
Я промолчал.
— Устрой Безрученко в комендантском взводе, пускай поспит до восемнадцати часов, — распорядился подполковник.
Выполнив это распоряжение, я направился к Гребенщикову. В длинной землянке разведвзвода было тихо, там все спали, потому что прошлой ночью разведчики действовали в составе штурмовой группы. Гребенщиков тоже спал, и мне не сразу удалось растормошить его.
— Ты что? — бурчал он недовольно. — Пришел проверить, пробита ли пулей фляга?
— У меня других забот хватает.
— Предлагаешь ползти через болото?
— А почему бы и нет? Один уже прополз.
— Кто? — встрепенулся Гребенщиков. — Не может быть!
— На войне все может быть. За сутки преодолел болото. Днем лежал в снегу, а ночью полз.
— За сутки одному можно, — зевнул Гребенщиков, утратив всякий интерес к моему сообщению.
Читать дальше