— «Глаза», что видите?
«Глаза» доложили, что батальоны вылезли из окопов и пошли вперед. Через минуту — новый доклад:
— Противник встретил атакующих плотным пулеметным огнем.
— Не может быть! — усомнился кто‑то.
Командир полка вызвал и^)вый батальон. Комбат тоже доложил о сильном сопротивлении противника, но заверил, что одна рота прорвалась к немецкой траншее.
Последовали команды артиллеристам. Они должны были подавить ожившие огневые точки немцев. Я отметил про себя спокойствие и выдержку командира полка.
— Вот что, — обратился он к двум помощникам начальника штаба, — давайте‑ка в батальоны. Надо сразу после артиллерийского налета поднять в атаку всех и развить успех третьей роты.
На КП позвонил командир дивизии. Все притихли.
— Товарищ десятый, третья рота ведет бой в первой траншее, — доложил командир полка.
«Десятый», видимо, усомнился и потребовал срочно представить доказательства.
— Тогда разрешите мне самому пойти туда за доказательством, — сказал командир полка, не скрывая обиды.
Какой последовал ответ, я не понял. Заметил лишь, что командира полка будто подменили. Твердость сменилась нервозностью, спокойствие — безразличием.
— «Глаза»! «Глаза»! — кричал он с надрывом наблюдателю. — Докладывай, что видишь. — Поводил карандашом по карте, вяло подвинул к себе другой телефон, сказал в трубку: — Двадцатого… Двадцатый? Квадрат седьмой… Там до роты фрицев, подтягиваются к первой траншее… Между деревней и ручьем… Видишь?… Действуй!
А начальник штаба в это время теребил командира первого батальона:
— Срочно доставьте трофеи из третьей роты. Пошлите нарочного. Ждем…
Повторный непродолжительный артиллерийский налет па огневые точки противника желаемого результата не дал. Пехота и после пего продвинуться не смогла. Немцы же как бы в отместку повторили артналет на командный пункт полка. Блиндаж затрясся от мощных разрывов, воздушной волной сорвало дверь. Наблюдатель, сидевший на сосне, был убит и свалился оттуда. Его заменил сержант из полковой разведки.
Прибыл нарочный из третьей роты. Принес штык от немецкой винтовки и документы убитого немецкого офицера. Командир полка немедленно доложил об этом командиру дивизии. Тот сказал, что насаждает командира третьей роты орденом Красной Звезды, и приказал немедленно довести это до сведения награжденного, а также объявить всему личному составу батальона. Но из батальона сообщили, что награжденный ранен и его уже эвакуировал! в тыл.
— Хороший был офицер, — пожалел начальник штаба.
— Я его знал лично.
— Почему «был»? Он же не убит, а ранен, — внес поправку команлф полка.
— Из полка он выбыл, поэтому и «был», — стоял на своем начальник штаба.
Слушая разговоры начальства, нарочный из третьей роты неловко топтался посредине блиндажа. Он чувствовал себя здесь лишним. На вопросы отвечал односложно, порой невнятно. Там, в окопах, в огне, у него было свое место и свое дело. В бою робеть было некогда, а вот тут оробел…
Меня начало тяготить вынужденное безделье. Обратился начальнику штаба:
— Товарищ майор, я возвращаюсь в свой полк. Что передать нашему командованию?
Он посмотрел на меня гак, словно увидел впервые. Потом все‑таки вспомнил, узнал.
— Передайте, что успеха не имеем, задачу дня не выполнили, — отвернулся в сторону, к переводчику, который изучал доставленные из третьей роты документы немецкого офицера: — Ну, что там?
— Похоже, что убитый служил в ветеринарной роте… или команде.
Это сообщение переводчика вызвало в блиндаже невеселое оживление.
— Вот это да! Узнает генерал, что перед нами ветлазарет, а мы чикаемся, — пощады не жди.
— Кто тебе дал эти бумаги? — спросил начальник штаба посланца из третьей роты.
— Я, товарищ майор, сам их вытащил из кармана убитого, — ответил тот.
— Какой он из себя?
— Ну, как вам сказать, такой белобрысый…
Командир полка прервал их диалог:
— Какое это имеет значение?.. Благодарю за службу, дорогой, — обратился он к бойцу. — Ступай к себе в роту. Передай там всем, что ваш командир награжден орденом.
— Передам, — ответил боец совсем по — домашнему, явно обрадованный тем, что его отпустили. Я вышел из блиндажа вместе с ним и тоже направился в третью роту. Решил, что без этого мне нечего будет докладывать своему начальнику штаба о положении дел у соседа.
Сперва мы передвигались перебежками, потом поползли по узкой тропинке, едва различимой среди воронок и выбросов мерзлой, комковатой земли, перемешанной со снегом. Не раз пришлось перелезать через вывороченные с корнями деревья, залегать, пережидая огневые налеты. Наконец свалились на дно полуразрушенной траншеи прямо к ногам
Читать дальше