Берестов приказал рыгь окоп на склоне холма.
— Опять… — вздохнул Стахов.
— Только и знаешь, что копать, копать… — заныл Бугорков.
— Ты что, противнику докладываешь, где оборудуешь окоп? — шикнул Берестов.
Уходя, он слышал, как Бугорков, врезаясь лопатой в сухой дерн, отводил душу солеными словами.
На КП опять зажгли каганец. Комбат сверкнул черными глазами на Берестова, потребовал:
— Вашу стрелковую карточку!
Берестов расстегнул новую планшетку, уловил взгляд командира батальона.
— Видимо, недавно произвели в лейтенанты? — поинтересовался тот.
— В пути…
Берестов мельком взглянул на порядком потемневшие от времены шевроны на рукавах комбата.
— А я батальон принимал на марше, — сказал капитан. — Иван только сейчас разглядел в его полевой петлице зеленую шпалу. — А теперь вот оборону принимаю вслепую. Что ночью разглядишь?.. Хорошо, если противник даст завтра осмотреться. А если с рассветом двинет в атаку? А что я о нем знаю? То, что он успел уже увести у меня языка?..
— Как — языка?
— А так. Здесь, в доте, ждал нашего прихода… — комбат полистал записную книжку, — лейтенант Карев. Бойцы только хрип его услышали, когда немцы волокли лейтенанта к противотанковому рву. Кинулись на выручку — натолкнулись на группу прикрытия. Конечно, всю ее перестреляли, но было поздно. Такие‑то наши дела.
Берестов обиженно огляделся, но ни офицеров, склонившихся над топографической картой, ни связиста, дремавшего у зеленого ящика полевого телефона, — ничего он не видел. Был Карев — и нет его. Вот стоял он, потирая ладонью о ладонь, и нет…
Желтой косичкой трепыхался над пэтээровским патроном огонек, разгоняя мрачно пляшущие тени.
— Не за что и зацепиться, — сказал, глядя на карту, сидевший в углу лейтенант с петлицами артиллериста. — Ни кустика, ни деревца, ни одного мало — мальски заметного ориентира.
Косая поперечная морщина рубцевала его покатый
лоб.
Берестов подошел к карте, с минуту разглядывал ее, потом, ткнув пальцем, сказал:
— Вот здесь, где противник, стоит прошлогодняя скирда.
Посыпались вопросы:
— А вообще‑то как местность здесь выглядит?
— Где танкоопасное направление?
Иван ответил на все, как мог, обстоятельно и подробно.
— Вы остаетесь на КП батальона! — приказал ему комбат.
— А как же мой взвод?
Командир приданного пулеметного взвода должен быть на КП! — голосом, не терпящим возражений, повторил комбат.
Приказ есть приказ. Иван вышел, расчехлил лопатку, принялся рыть себе окоп.
7
Берестов до рези в глазах всматривался в темноту. Что‑то черное метнулось и застыло шагах в пяти. Потом стало вспухать и разрастаться. Вот оно закрыло уже весь горизонт. Берестов протцэ начавшие слезиться от напряжения глаза. Степь безмолвна. Курсанты тоже прекращают стучать лопатами о грунт, прислушиваются к тишине.
К утру, когда сквозь черное сито ночи начал скупо процеживаться рассвет, напряжение несколько ослабло. Иван улегся навзничь в окоп, закрыл глаза. Сквозь сон услышал, как кто‑то басом спросил:
— Что это у тебя?
— Где?
— А вон — торчит над бруствером?
— О!.. Это станковый пулемет. Меня теперь голыми руками не возьмешь.
В хвастливом тенорке Иван узнал голос комбата.
— Пулемет?! — возмутился густой бас. — Ты никак первый раз на передовой? Как только заговорит твой пулемет, все немецкие мины прилетят к тебе в гости!
— Лейтенант! Берестов! — негромко позвал комбат.
Иван слышит, но нет сил открыть глаза.
— Вы что, спите? — повысил голос комбат. — Немедленно убирайтесь со своим пулеметом.
Толчок недалекого взрыва вскидывает Ивана на ноги. Он озирается по сторонам. Голос комбата доносится из‑за бруствера. Берестов высунулся из окопа и сразу присел. Над головой прожужжал рой пуль.
• — Да убирайтесь же вы наконец! — крикнул комбат.
Иван выскочил из окопа. Пробегая мимо своего пулеметного расчета, скомандовал:
— За мной!
Стахов развернул пулемет. Бугорков шарахнулся в сторону от пролетевшей трассирующей пули.
«А ведь рассвет‑то с тыла. Немец сейчас видит нас, как на ладони!» — мелькнуло у Берестова.
Немцы начали артподготовку.
Иван упал в воронку. Гул взрывов нарастает. Иван почувствовал, как вдруг натянулась на отвердевших скулах кожа.
Холодные земляные брызги, хрусткие на зубах, ливнем сыпятся на Ивана. Ни степного простора, ни неба — все смешалось с поднятой вверх землей. «Неужто тут и конец?» — Иван пошарил руками, попытался найти выход на воздух и уперся ладонью в мокрую от пота щеку Стахова. Смотрят друг на друга и не видят. Землю раскачивает, как палубу корабля. Грохот — хоть уши затыкай. Кажется этому аду и конца — края не будет. Стахов что‑то шепчет побелевшими губами. Никак с жизнью прощается. Иван и сам уже не раз вспомнил маму. И в том — ничего удивительного. Ведь им было по восемнадцать лет.
Читать дальше