Коллетив авторов (под редакцией Г. И. Василенко): Окопники

За участие в боях на фронтах Великой Отечественной войны награжден многими орденами и медалями.

Член Союза писателей России. Председатель Союза писателей-фронтовиков Кубани.

1

Поезд отошел от безлюдного перрона глубокой ночью.

Я расположился за столиком у окна. Мне хорошо было видно, как в черном небе скрещиваются лучи прожекторов и вспыхивают разрывы зенитных снарядов. Напротив, повернувшись спиною к окну, сидел Петр Сидоренко и под стук колес подпевал другим курсантам, затянувшим удалую русскую песню. Всего четыре месяца назад мы окончили среднюю школу и поступили в оружейно — техническое училище. Только четыре месяца прошло, а кажется но это было!

Перед отправкой на вокзал старший политрук читал нашей команде сводку Совинформбюро. В ней сообщалось, что в течение прошлой ночи положение на Западном фронте резко ухудшилось: немецко — фашистские танки и мотопехота прорвали нашу оборону; советские войска оказывают врагу героическое сопротивление, наносят ему тяжелые потери, но вынуждены отходить.

Старший политрук предупредил, что нам, вероятно, придется вступить в бой немедленно. А мы и без того были готовы к этому. И каждый, пожалуй, решил про себя показать в лучшем виде, на что способны курсанты военного училища…

И вот поезд наш прибыл в Москву, на Курский вокзал. Здесь курсантскую команду разбили на несколько групп. Мы с Петром оказались в той, котррой было приказано следовать на Бахметьевскую, в институт инженеров железнодорожного транспорта. Там формировалась новая дивизия: ей предстояло оборонять ближние подступы к столице.

Капитан, принявший нас в одной из институтских аудиторий, искренне обрадовался нашему появлению, сказал, что дивизии очень нужны опытные оружейники, и незамедлительно распределил всех по полкам.

— В ваш полк, — обратился он ко мне и Петру, — можно проехать трамваем, а потом троллейбусом. Держите курс на Воробьевы горы…

Так началась наша служба в действующей армии.

Полк занимал оборону в районе киностудии «Мосфильм». Здась, на краю и по склонам глубокого оврага, бойцы рыли окопы поглубже, строили блиндажи покрепче, воздвигали дзоты.

Мы с Петром Сидоренко под началом старшего оружейного мастера Чулкова с рассвета и до позднего вечера ходили из роты в роту, проверяли исправность винтовок и пулеметов, если надо, тут же ремонтировали их. Чулков до хрипоты ругался, если у кого‑то из бойцов обнаруживалось на оружии хотя бы пятнышко ржавчины. Доставалось от него командирам взводов и даже рог. Я пытался утихомирить его.

— Ты чего? — оборвал меня Чулков. — Думаешь, осадное положение — это, мол, одно, а ржавчина на винтовке -

другое? Нет, брат! Наплевательское отношение к оружию в нынешней обстановке — преступление. Понял?

— Понял, товарищ старшина.

На ночь мы не всегда возвращались в нашу оружейную мастерскую, на Серпуховку. Ночевали в покинутой даче, чтобы пораньше с утра возобновить работу в ротах. С наступлением темноты одна за другой следовали воздушные тревоги. Дача содрогалась от пальбы стоявшей поблизости зенитной батареи.

Чулков и Петр Сидоренко засыпали быстро, я долго ворочался на голом столе со стопкой книг под головой. Перебирал в памяти всю свою недолгую жизнь, близких мне людей и даже соседей по квартире.

Из соседей чаще других вспоминался старый рабочий Прокофий Иванович. В последние предвоенные годы он стал прихварывать и вышел на пенею, но как только началась война, опять вернулся на завод и считался там незаменимым наладчиком станков. В свободное от заводских забот время он сидел обычно на лавочке под своим окном — читал газету либо беседовал с нами, подростками. У Прокофия Ивановича всегда находилось что‑то важное для нас. Он умел говорить с мальчишками, как никто другой.