Дитер Нолль - Приключения Вернера Хольта

— Иногда вспоминаю, — прошептал он после долгого молчания.

Неподалеку в траве они увидели зайца, он стоял на задних лапках, поводя ушами и закатывая глаза… Очень медленно и осторожно Хольт поднял малокалиберку. Он заставил себя двигаться спокойно и внимательно целиться. Гомулка приложился щекой к прикладу штуцера, готовясь стрелять, если Хольт промахнется. Сумерки, только бы не дернуть при спуске курок! Голова с длинными ушами дрожала над мушкой. Когда грохнул выстрел, заяц высоко подскочил, упал на траву и затих. И в ту же минуту где-то в ощутимой близости вырвалось из кустов какое-то крупное животное и легкими пружинистыми скачками понеслось по прогалине. «Стреляй!» — крикнул Хольт, но штуцер уже прогремел. Гомулка исчез в клубах едкого дыма. Эхо прокатилось по лесу. Гомулка вскочил. Он наклонился вперед и с лихорадочной поспешностью вставил в ствол новый патрон. Животное уже скрылось в лесу за прогалиной.

— Бежим! — крикнул Хольт. — Это косуля, а может, и олень. Они бегом пересекли прогалину, перемахнули через ручей.

На опушке леса раздался торжествующий возглас Гомулки:

— Есть!

Хольт увидел большую лужу крови, которая быстро впитывалась землей, и широкий кровавый след, неожиданно обрывавшийся.

— Там, в кустах!

Они раздвинули ветви. Что-то опять зашумело в листве, тень ринулась в сторону, казалось, ее можно ухватить руками. Из зарослей, где пряталось раненое животное, кровавый след вел дальше. Гомулка с внезапным испугом схватил Хольта за руку:

— Вон он!

Метрах в тридцати в кустах укрытый сумерками лежал олень. Он опять с трудом поднялся на передние ноги и повернул к ним голову, увенчанную могучими рогами. Гомулка стал на колено, прицелился. Хольту казалось, что прошла целая вечность; но вот прогремел выстрел, и эхо затерялось в верхушках деревьев. Едкий привкус черного пороха наполнил нос и рот. Олень рухнул наземь. Гомулка уронил ружье, вскочил и собирался уже издать победный вопль, как Хольт остановил его.

— Тише! Еще кого-нибудь принесет!

С минуту они стояли и напряженно слушали. Нигде ни звука.

— Никто сюда не придет. Мужчины все на войне, а женщины в лес не ходят, боятся.

Гомулка поднял свой штуцер и забил в него новый патрон. Они постояли над убитым зверем. Олень в предсмертной агонии изрыл рогами вокруг себя всю землю и теперь неподвижно лежал на боку. Гомулка сосчитал отростки на рогах.

— Двенадцать. Значит, бык старый и убит по всем правилам… А ведь мог и здорово морочить нас, тем более что мы без собаки. — Первый заряд угодил оленю в бок под лопатку, второй пробил шею у загривка.

— Я так и знал, что выстрелил удачно, — с удовлетворением сказал Гомулка. — Он напоролся на мою пулю…

Хольт побежал за зайцем. Потом они оттащили оленя поглубже в чащу дубняка. — В нем добрых два центнера, вес изрядный!

— Настоящий охотник никогда не скажет об олене «изрядный вес», — поправил его Гомулка. — Только — добрый олень, отличный, знаменитый. То же самое и о рогах. С провинившегося берут штраф в виде взрослого оленя, а кроме того, ему полагается посвящение охотничьим ножом.

— Это как же? — спросил Хольт.

— Три удара плашмя. При первом ударе старший охотник возглашает: «Это за моего милостивого князя и господина!» При втором: «Это за рыцарей, добрых людей и барских холопов!» А при третьем: «Это во славу благородных охотничьих правил!»

Хольт рассмеялся. Но они так и не решились разделать свою добычу.

— Тебе уже приходилось свежевать оленя? Лучше за это не браться. Давай, оттащим его в кусты. — Они засыпали кровь на опушке и в кустах, а затем повалили молодую елочку и продели ствол в связанные ноги животного.

— Так хорошо, — сказал Гомулка.

— На войне придется таскать ноши и потяжелее, — заметил Хольт.

Гомулка разжег небольшой костер. Они зажарили сойку на открытом пламени, она была с голубя величиной. Не удовлетворившись таким ужином, они надели зайца на палку и принялись жарить его на медленном огне.

Спустилась ночь. Хольт разостлал плащ-палатку и улегся, прислонясь головой к оленьей туше. Гомулка опустился на корточки рядом и подбрасывал сучья в костер. Капли жира, стекая, шипели в пламени. Между кронами деревьев высыпали звезды.

Хольт смотрел в небо, как той ночью, несколько дней назад, в чужой темной каморке. По правде, я давно ее забыл. Когда я пытаюсь ее вспомнить, передо мной встает другое лицо…

— Ты вот спросил меня… — обратился он к Гомулке. — Тогда в трактире это, честно говоря, произошло помимо моей воли. Я, правда, желал этого, но не так! А иначе поступить не мог, всю жизнь считал бы себя трусом! Я и сейчас не знаю, стыдиться или нет.