Николай Тычков - Маленькие пленники Бухенвальда

— Я так и знал, что их убивают, — грустно произнес Владек.

Петька замолчал, задумался.

— А если в следующую среду всем, кто будет лежать на нижних нарах, сказать, что их ожидает на осмотре у «военного врача»? Может быть, они спрячутся или бунт поднимут.

Вот бы хорошо — если бунт!..

— Ну, какой тут бунт! Они даже сидеть не могут, а только лежат.

— Верно, где уж тут бунтовать таким заморенным — поддержал Владек. — С ними легко двое «зеленых» справятся. А спрятаться им некуда. Спрятался здесь однажды один русский в канализационном колодце. Двое суток его искали эсэсовцы и все же нашли. Повесили… Так ведь этот парень один прятался, а как же спрячется много человек?

— Да, спрятаться негде, — согласился Петька. — Вот если бы всем сразу броситься на фашистов!

— Перестреляют, — сказал Коля, — вон они как вооружены. А у нас ничего…

— Ничего, — вздохнул Петька, — совсем ничего.

Уже миновала бухенвальдская осень. Казалось, целую вечность плыли над буковым лесом и горой Эттерсберг тяжелые тучи, лил дождь, дул холодный ветер. Потом наступила зима. Она в Германии не такая, как в России: и мороз слабее, и снегу меньше. Да и снег-то выпадает позднее, а тает раньше Часто среди зимы белое покрывало вдруг пропадает и тогда все кругом становится серым, грязным, наводящим безысходную тоску. Но все — таки это зима, тепла от нее ждать нельзя Плохо одетым, голодным узникам и такая страшна. Их лица от ветра и холода становятся совсем синими, даже черными.

Петьку Блоху, Колю и Владека из карантинного барака давно уже перевели в большой лагерь, где они пообжились и завели новых друзей.

Их поселили в восьмом блоке — деревянном бараке который был разделен на два флигеля. В каждом флигеле — два больших помещения. Одно служило спальней, здесь громоздилась трехъярусные нары. В другом стояли длинные, сколоченные из грубых досок столы и скамейки. Это — столовая.

В спальне и в столовой каждому узнику было отведено свое место.

Распорядок дня здесь был точно такой же, как в карантинном лагере, да и питание было одинаковое. Лишь не было муштры, ее заменяла тяжелая, изнурительная работа. Трудовой день начинался рано утром и заканчивался поздно вечером.

Детей фашисты не щадили. Колю Науменко и Владека направили работать в строительную команду, а Петьку — в каменоломню.

…Ранним зимним утром ребята стояли на поверке. Было еще темно и очень холодно. Хороводы бесчисленных снежинок кружились над площадью, попадали на ресницы, щекотали озябшее лицо. Ветер ледяными змейками забирался под грязное, несогревающее тряпье арестантской одежды. Застыли ноги в колодках.

Тысячи людей, построенных на площади правильными прямоугольниками колонн, освещены мощными прожекторами. Пленники стоят неподвижно. А снежинки падают и падают на их плечи, на мютцены, образуя белые подушечки. Казалось, спи стоят здесь лишь для того, чтобы снег их засыпал с головой.

У Петьки только одни мозги еще не замерзли. Он дрожал всем телом. Зубы сами по себе отстукивали отчаянную дробь, и он ничего не мог с ними сделать. Пробовал расслабить мышцы лица и чуть — чуть приоткрывал рот. Все бесполезно. Его худенькое, маленькое тело было во власти зимы, ветра, холода.

— Нет, на работу я сегодня не пойду! — решил Петька. — Сбегу в барак, когда тронется колонна.

Он знал, что убежать очень трудно: сзади стояла бдительная охрана из лагершутцев [5] Лагершутц — вахтер, лагерная охрана из узников. , блоковых, капо [6] Капо — старший команды от заключенных. . Комендант лагеря им строго — настрого приказал ловить кантовщиков — пленников, уклонявшихся от работы. Число их увеличивалось с каждым днем. Каждое утро, как только раздавалась команда идти на работу, десятки людей со всех ног бросались обратно в лагерь. Беглецов ловили, жестоко избивали. Эсэсовцы устраивали облавы на кантовщиков, забивали их до смерти, вешали. Но кантовка не уменьшалась. Это было не только простое уклонение от работы, но и протест.

Петька понимал, что трудно будет ему пробиться сквозь стену охраны. Любой из лагершутцев или «зеленых» может схватить его за шиворот одной рукой и так тряхнуть, что дух вон. Он попытается попасть в середину толпы бегущих кантовщиков и вместе с ними прорвет живую цепь охранников.

На главных воротах лагеря зашумел репродуктор. Значит, включено радио, сейчас эсэсовец подаст команду. Диктор несколько раз кашлянул, прочищая горло, и во всю силу закричал: