Абдурахман Абсалямов - Вечный человек

Все слушали затаив дыхание. Было очень тихо. Каждый мысленно обнимал боевых друзей, томящихся в тюрьме.

В бараке ни души: все ушли на работу. Назимов подмел полы, смахнул по первому разу пыль с нар, принес полное ведро воды, мокрую тряпку и полез на самый верх нар, на третью полку. Поудобнее разлегся там на животе и принялся переносить со своей карты лагерные огневые точки на карты для командиров батальонов. Как давно ему не приходилось по-настоящему работать с картой! И как любил Назимов эту работу, как стосковался по ней!

В эту минуту он чувствовал себя подлинным боевым командиром бригады. Наступит день, и подпольные батальоны, роты с оружием в руках поднимутся на штурм огневых точек врага, трехэтажных лагерных вышек, колючих заграждений, дотов и дзотов. Все это уже нанесено на карту. Да и день штурма уже недалек. Он приближается в грохоте советских танков. Советская Армия уже громит врага в Румынии и Болгарии, в Югославии, Чехословакии и в Польше. Еще совсем недавно возможность вырваться живым из Бухенвальда даже Назимову казалась несбыточной. Потом эта надежда засветилась далекой и слабенькой звездочкой. А теперь… звезда победы горела где-то совсем рядом, до нее рукой подать.

Назимов так увлекся работой, мечтами, что совершенно забыл, где он находится. Забываться же он не имел права. В коридоре послышался подчеркнуто громкий голос старосты блока Отто. Он отдавал рапорт блокфюреру. Быстро сунув карты под матрац, Баки спрыгнул на пол, схватился за тряпку. В ту же секунду распахнулась дверь, в спальню вошел длинный, сухопарый офицер-эсэсовец. Вся грудь в орденах, сапоги блестят как зеркало; лицо холодное, надменное. Увидев Назимова, он сдвинул брови.

— Ты что тут делаешь, скотина?

— Я — гигиенварт, господин офицер! Вытираю пыль с нар! — отрапортовал Назимов, став навытяжку и неуловимо быстрым движением содрав с головы берет.

Это понравилось эсэсовцу. Военной выправке заключенных лагерное начальство придавало особое значение.

Блокфюреры совершенно не заботились о питании и здоровье узников, но с исключительной педантичностью требовали от них соблюдения правил санитарии, в частности нетерпимо относились к любителям длинной шевелюры. Чтобы не нарываться на лишнюю неприятность, Назимов, как и большинство лагерников, брил голову наголо. Эсэсовцы хвалили за бритье головы, считали это в условиях лагеря лучшим признаком гигиены.

Вот и сейчас блокфюрер сорок второго барака, глядя то на сверкающую голову Назимова, то на мокрую тряпку в его руках, удовлетворенно буркнул:

— Гут! Чистоту нужно соблюдать всегда и во всем.

Заложив за спину руки и вертя во все стороны головой на длинной и тонкой шее, он обошел весь барак, словно обнюхивая нары и стены, и, не найдя к чему придраться, величественно удалился.

Назимов облегченно вздохнул. Вскоре вернулся Отто, проводивший начальника.

— Здорово ты ответил этой свинье, — сказал он шепотом. — Вообще вы, русские ребята, не теряетесь в минуту опасности. Особенно хорошо, что в руках у тебя была тряпка. Немец на слово не верит. Ему нужно воочию убедиться, чем ты занимаешься…

— Спасибо, Отто, за похвалу. Я ведь совсем другим был занят.

Староста усмехнулся:

— А ты думаешь, я не знаю, что делается у меня в бараке?

Отто был в хорошем настроении. В такие минуты этот суровый человек становился разговорчивым.

— Ты слышал, Борис, — серьезным тоном начал он. — Рассказывают, будто какой-то немецкий инженер изобрел невиданный танк. Экипаж — сто человек! Русские бегут при одном виде его…

— Враки, не может этого быть! — возмутился Баки.

— Как «не может быть»? Водитель сидит в танке, передвигает рычаги, а девяносто девять человек толкают танк сзади. У Адольфа бензина нет!..

Теперь Назимов громко расхохотался. Отто погрозил пальцем:

— Эх ты, чуть не попался на удочку! Когда с картами было покончено, Назимов роздал их командирам батальонов своей бригады. Комбаты обрадовались этому подарку. Правда, у них уже были кое-какие свои чертежи. Но на картах Назимова значилось очень много такого, чего не было на их схемах, в частности — окрестностей Бухенвальда.

Только Назимов вернулся в свой барак, как Отто передал, что к нему заходил Кимов. Назимов встревожился: уж не случилось ли опять что-нибудь недоброе? Бывало и раньше, что Кимов не заставал Баки, но если не было ничего срочного, он просто уходил и в этих случаях никогда не наказывая Отто, чтобы тот передал Назимову о его приходе. Значит, на этот раз была необходимость отступить от правила.