Александр Соколов - Экипаж «черного тюльпана»

Из кабины самолета просматривалась стоянка: хвосты «Ан-12» транспортной эскадрильи «советников», [13] «Советники» — военспецы, призванные афганским правительством для помощи и обучения афганцев. Получали приличные оклады в «афганях». В их число мог попасть не каждый. ровные ряды «мигарей» с афганскими опознавательными знаками.

Среди богов войны авиация — самый сокрушительный. Этот зрячий бог не умеет отличать мирных жителей от воинов, своих от чужих. С той высоты, откуда он мечет свои огненные стрелы, — все одинаковы… И еще: это бог скорости и мобильности. В восьмидесятом году в Афганистан хлынула наша армада с севера. Чего только не везли сюда! Обустраивались обстоятельно, надолго, строили бассейны, бани. Единственное, что не завезли, — гробы. Разве кто-то здесь собирался умирать? Для отправки в Кабул нам привозили трупы, завернутые в старые простыни, облепленные мухами, и бросали на рампу. Сладковатый привкус тления наполнял замкнутое пространство салона, желающих лететь с нами начальников (а они обычно предпочитали вертолету самолет) — не оказывалось, с открытыми форточками в кабине большой высоты не наберешь…

Мы ночевали на матрацах в самолете, укрывались старыми шинелями и самолетными чехлами. Это нам казалось лучшим вариантом, чем палатки, в которых жили десантники, охраняющие джелалабадский аэродром. При обстреле фюзеляж «антона» мог уберечь от осколков.

В пятом часу утра пареньки из Витебской десантной бригады будили нас ударами прикладов о фюзеляж. Мы угощали их сигаретами, промывали наскоро глаза водой из кружки и садились по местам. В воздухе висели шесть часов, и после заправки и обеда — столько же. Частоты наземных станций по каким-то неизвестным причинам не совпадали с нашими рабочими. Мы вынуждены были использовать командные радиостанции пилотов, предназначенные для связи с руководителем полетов. Двенадцать часов в воздухе — ругань и стоны, просьбы и требования, приказы и мольбы о помощи…

«Что неясного, твою маму… Патроны кончаются, окружают… давайте звено „полосатых“». У меня пропадал голос, подключался второй летчик, радист или оператор.

Главное — за всем этим не забыть, для чего у нас глаза, мы должны вращать ими на 360 градусов, иначе попадешь в «клещи» пакистанских перехватчиков. Идеальный случай — облака, но в облаках обледенение, самолет теряет скорость и высоту. К вечеру, после посадки в Джелалабаде, липкие наушники впору было отрывать вместе с ушами: голова гудела, как пустая кастрюля, по которой стреляют дробью… Полстакана спирта, тушенка, сон без сновидений — и новое утро в воздухе. Мы старались продлить время «висения», ведь, покидая на час людей под шквалом огня, мы оставляли их без связи, а значит, и без надежды. Это теперь «эртэшек» стало достаточно, чтобы организовать конвейер… А тогда мы занимались в самом прямом смысле испытательными полетами. Конструктор Антонов не мог предполагать, что война в Афганистане станет полигоном для его детища.

Желание «провисеть» над полем боя как можно дольше превратилось в соревнование между экипажами, где были свои рекорды, которые могли закончиться плачевно, но трагедий не происходило только потому, что пустой, легкий самолет, имея запас высоты и аэродром рядом, мог сесть без топлива. «Рекорд» принадлежал львовскому экипажу и составлял семь часов сорок минут в воздухе при посадке с выключенными двигателями.

Наверное, человек подспудно заряжен на рекорды. Скрытая пружина, которую можно назвать «задачей действия», толкает его на мобилизацию всех явных и невидимых возможностей. В этом игрище с техникой на войне, где нет никаких ограничений, и есть необходимость оставаться как можно дольше над полем боя (ведь от тебя зависят жизни людей), каждый из нас мог сказать себе: «Я сделал это!» Оказывается, человеку важно почувствовать предел возможного! Гордость ли это или торжество, где кажущееся немыслимым становится реальностью?

Технология такого полета заслуживает внимания.

Чтобы сократить расход топлива, нужно было выдержать минимальную скорость полета, ту, при которой самолет еще не сваливается на крыло, но каждую минуту это может произойти. Эта постоянная игра «на грани» в первые часы, когда топливные баки залиты до отказа, требует постоянного внимания. По мере выработки топлива задача упрощается, но «испытателям» важен предел, и постепенно уменьшая скорость, летчики доводили ее до значений, которые были ниже всех заложенных конструктором. Получалось, что пилоты вносили свои коррективы в возможности самолета.