Андрей Дугинец - Искры под пеплом

— Товарищ командир, разрешите мне сходить в село, добыть еды, — попросился Михаил.

— В село опасно. Там могут быть немцы.

— Ну, на тот хутор, что обходили позавчера.

— Но это ж далеко.

— Вдвоем далеко. А один я за три часа доберусь.

— Да, это верно, — согласился Стародуб. — Тогда спи. Набирайся сил. А на зорьке я тебя разбужу.

Михаил почистил пистолет и подал было его Стародубу. Но тот отказался.

— Зачем он мне! Тебе он там может очень пригодиться. А мне ни к чему. Я тут заберусь в кусты и буду отсыпаться.

Михаил наносил большую кучу хвороста, в костер бросил головешку, чтоб тлело до самого утра, лег и уснул сразу, как по команде.

«И друг степей калмык…»

Почему-то стихами подумал Стародуб, глядя на уснувшего спутника. Потом он долго смотрел на багровочерное от пожаров небо в той стороне, куда с грохотом ушла война.

— Огонь! Бей! Бей! Гранаты! Вперед! — вдруг закричал во сне Михаил.

Стародуб, намочив пальцы в котелке с холодной водой, приложил руку ко лбу спящего. Тот облегченно застонал и успокоился.

Подбросив хвороста в притухающий костер, Стародуб начал вспоминать свой путь с этим юношей, которого месяц назад совершенно не знал.

…В колонне пленных он шел двое суток, но не запомнил ни одного лица. Да лиц там и не было. Там мельтешили бинты, повязки, пропитанные кровью и почерневшие от пыли, синяки и кровоподтеки. У одного была замотана вся голова, и глаза могли смотреть только вниз, под ноги. У другого завязаны глаз и ухо, а на шее болталось что-то черное, похожее на старый, засаленный хомут. У третьего сквозь тряпье чуть поблескивал один-единственный глаз. Один вид этих людей говорил о том, что в плен попали они в горячем бою, после тяжелого ранения. И только этот коренастый и черный, как обожженный зноем дубок, совсем еще юный калмык был цел и невредим. Он пытался вытащить с поля боя раненого незнакомого ему командира полка, и обоих схватили фашисты.

Много раз пленный полковник советовал Михаилу бежать.

Но тот отвечал всегда одно и то же:

— Бежать только вместе!

А как мог убежать Стародуб, если он и шагом-то шел с огромным трудом!

Широкая, выложенная булыжником дорога вошла в старый смешанный лес, который так и манил в свою густую зеленую прохладу. Сразу же немцы приказали пленным сомкнуться, взяться за руки я никого не выпускать из широкой, в восемь человек, шеренги. Если из шеренги убежит один, будет расстреляна вся шеренга.

Страшный, неумолимый приказ. И все же, только втянулись в лес, из колонны то там, то тут начали убегать. После первого расстрела заложников азарт побега охватил всех.

Свежий, прохладный лесной ветерок казался дыханием самой свободы, которое обновляло силы и окрыляло, несмотря на беспощадную расправу конвоиров.

Вот из шеренги впереди Стародуба вырвался высокий парень с обвислой рукой и забинтованной головой. Он пронесся прямо за спиной конвоира. Немец, услышав его топот, обернулся, вскинул винтовку. Но было уже поздно — густая темно-зеленая листва ольшаника сомкнулась за плечами беглеца, словно злорадствуя, громко зашелестела и будто засмеялась в лицо чужеземцу. Но мало того, что немец не попал в убежавшего. Пока он расстреливал патроны вслед ему, вся обреченная на жестокую расправу семерка бросилась в лес. За нею в полном составе последовала и еще одна восьмерка.

— Шестнадцать человек спаслись! — радостно воскликнул Стародуб и толкнул Михаила. — Беги в другую сторону. Беги!

— Только вместе! — холодно возразил Михаил.

— Беги, дурень! Мне все равно погибать, а ты на воле еще убьешь не одного фашиста! Беги! Я тебе приказываю!

— Мы оба убежим. Я чувствую. Понимаете? Всем телом чувствую, что сегодня убежим. Такое ощущение у меня было всегда, когда я перед спектаклем входил в роль. И оно никогда меня не обманывало!

— Фантазер! — сказал со злобой, словно выругался, Стародуб. — Это тебе не театр! Здесь другие законы…

Но тут внимание обоих привлекла трагедия, разыгравшаяся на пути к лесу, трагедия, которая многим запала в душу на всю жизнь. Печальная, постыдная трагедия нищего духом…

Увидев целую толпу бегущих в лес пленных, конвоир лихорадочно начал перезаряжать винтовку. Но, чувствуя, что выстрелить ни в одну из убегающих целей уже не успеет — канут они в лес, как в воду! — он кинулся вслед за беглецами. И на этот раз ему повезло, он почти догнал маленького, совсем заморенного человечишку, в солдатских штанах, в серенькой цивильной сорочке нараспашку. Бедняга, по сути, не бежал, а семенил мелкой старческой рысцой, хотя с виду был совсем молодым.