В. Подзимек - На всю жизнь (повести)

Мы с Индрой сидели рядом, внимательно слушали и делали заметки. Это, однако, не мешало нам иногда обмениваться взглядами, означавшими, что и нам достается сегодня как следует, во всяком случае, не меньше, чем другим.

Но потом наступил наш звездный час. Командир полка подробно рассказал о том, как мы реагировали на серьезный проступок свободника Петраша, и поставил Индру командирам в пример, сказав, что так следует решать подобные случаи, чуждые народному характеру нашей армии.

Хочу отметить, что Индра при этом вел себя вполне достойно. «Для меня это совершенно естественно», — словно говорило выражение его лица. И я этому был искренне рад. Я уже успел убедиться, что успехи Индры — это и мои успехи.

Совещание близилось к завершению. Командир полка определил основные задачи, на которых следовало сосредоточить внимание и в летнем периоде обучения, и уже собирался распустить нас. Тут замполит полка что-то шепнул ему, и командир полка повернулся к Индре:

— Через месяц состоится дивизионный смотр политической песни, а от вас до сих пор не поступило ни одной заявки. Что вы на сей счет скажете?

— От нас выступит ансамбль, товарищ майор, — заявил, к моему ужасу и к ужасу замполита полка, Индра.

По пути в батальон, оставшись вдвоем с Индрой, я спросил его:

— Как ты мог так спокойно заявить насчет ансамбля? Ведь ты знаешь так же хорошо, как и я, что у нас нет ансамбля, способного принять участие в дивизионном смотре.

— Но у Красы же есть ансамбль, — возразил Индра.

— Это не ансамбль, несколько ребят, по вечерам дрынькающих на гитаре, — пояснил я.

— Послушай, Петр, — ответил Индра, — уже столько времени у нас все идет гладко, и вдруг сейчас я должен признаться, что у нас вообще ничего нет?

Так что тебе ничего не остается, как из этих дрынькающих, как ты говоришь, ребят создать ансамбль. В течение недели представишь мне программу, а через две недели я был бы рад послушать выступление ансамбля.

Я хотел заявить, что это невозможно, но, к своему ужасу, услышал, как говорю:

— Хорошо, можешь на меня положиться. Через неделю будет текст, а через четырнадцать дней пригласим тебя на репетицию.

На следующий день я сразу же вызвал надпоручика Красу и замполита роты.

— Вы уделяете недостаточно внимания художественной самодеятельности, — огорошил я их, едва они успели сесть.

Им пришлось самокритично признать, что дело обстоит именно так и его надо поправлять.

— Конечно, надо, и прямо сейчас. Нам нужен ансамбль на фестиваль политической песни, и у вас в роте есть солдаты, играющие по вечерам на гитаре.

— Да есть, но у них диско, а не политическая песня, — заметил замполит. И вдруг стукнул себя по лбу: — Как-то я слышал, что они пели о сохранении окружающей среды!

— Пришли их сюда. И с гитарой, — приказал я Красе, закончив обсуждение. Но потом, вспомнив кое о чем, попросил Красу вернуться. — А как у них с дисциплиной?

— Карточки взысканий и поощрений чистые, — успокоил меня Краса.

Они пришли через двадцать минут — пять человек с одной гитарой.

— Ну, начинайте, — обратился я к ним, как только они вошли.

Ребята закрыли дверь, сделали пару шагов вперед и начали петь. И неплохо. Но текст песни о девушке с хищными глазами в пустыне вызвал у меня некоторые сомнения.

— Товарищ подпоручик вам не сказал, о чем идет речь? — поинтересовался я.

— Сказал, но «Девушка в пустыне» у нас лучше всего получается, — ответил один из них.

— Он говорил, что якобы у вас есть кое-что о сохранении природы, — подсказал я.

Они подтвердили и начали петь. И тоже неплохо.

Мелодия звучала хорошо и, к моему удивлению, была неизвестной, но слова… просто кошмар.

Видимо, я среагировал соответствующим образом, потому что, едва закончив, они объяснили мне:

— С хорошими текстами проблема, товарищ поручик, об этом даже в газетах пишут. А мы не поэты…

Когда я представил, как скажу Индре, что с ансамблем он чуть-чуть преувеличил, меня разобрала злость.

— Оставьте мне текст, — распорядился я. — Вечером постараюсь его посмотреть.

Музыканты охотно согласились.

«Лида! — осенило меня. — Она учит детей стихам, поэтому должна немного разбираться в этом». Эта идея успокоила меня. Я постарался вернуться домой раньше, чем обычно. Дети находились в самом прекрасном настроении.

— Положи их быстренько спать, — попросил я Липу.

Выражение ее лица говорило о том, что она сомневается в моем здравом смысле, но она ничего не сказала. Как педагог с высшим образованием, она знала, что подрыв авторитета родителей, в частности отца, вреден и когда-нибудь все равно скажется.