Александр Сметанин - Серая шинель

Я киваю головой в знак согласия, хотя и не могу взять в толк: почему нам страшна именно та амбразура, а не эта, глядящая прямо на нас.

— Теперь смотри левее.

— Смотрю.

— Ложбинку видишь?

— Вижу.

— Ложбинка эта из дзота не простреливается. Это слабинка в их обороне. Во время атаки, после выхода из траншеи, будем двигаться по ней. Так можно безопаснее к проволочным заграждениям подойти.

При каждой новой вспышке ракеты Иван Николаевич показывает мне то линии вражеских траншей, то хода сообщения, то выносные ячейки.

Я слушаю и удивляюсь умению Журавлева вот так просто «читать» вражескую оборону. Свои мысли высказываю ему.

— Повоюешь с мое, и ты эту грамоту усвоишь. А теперь становись на мое место и говори, что увидишь при каждой новой вспышке ракеты.

Я увидел меньше. Сначала Журавлев внимательно слушал меня, видимо, довольный ответами, потом спросил:

— А проволочные заграждения где?

— Нету их.

— Ай бедные, немцы! Как же это они забыли их поставить? Плохо, Кочерин, наблюдаешь. Есть они. Спираль Бруно называются. Замечай перед окопами длинные снежные бугры. Это и есть та проклятая спираль. Только ее снегом припорошило. А стоит неумеючи ступить на нее, пиши: пропало. Не выпутаешься. Осторожность нужна.

Неожиданно тишину нашего переднего края разрывает длинная очередь «максима». Немцы отвечают. Пули свистят где-то высоко, но мы все-таки прижимаемся к земле и замолкаем. Перестрелка длится недолго.

— Чего это наши всполошились?

— Дежурная огневая точка. Наверное, движение у противника заметили. Начинаем, Сережа, давить на его психику.

Иван Николаевич умолкает, некоторое время наблюдает за противником, словно заметил что-то особо важное, потом оборачивается ко мне лицом и продолжает:

— Ведь для чего я так прикидываю? Наступать здесь собираемся. Для того, чтобы не дать Гитлеру возможность снять отсюда войска и перебросить их к Сталинграду на выручку окруженным. Понял?

— Понял.

— Раз понял стратегическую задачу, продолжаем копать.

Где-то ближе к полуночи вновь меняемся местами: кто копал, становится на боевое дежурство в выносные стрелковые ячейки, кто дежурил — берутся за лопаты. И так всю ночь. Отдыхать, сказал Иван Николаевич, будем днем.

День начинается с приготовления завтрака. Вдовин и Галямов варят в котелках гороховое пюре, кипятят чай. Дело это долгое: котелки стоят в очажке одним боком к огню и вода не спешит закипать. По оплошности Чапиги хлеб в вещмешке пролежал всю ночь на морозе, ждать, пока он оттает, нет желания, и Петр пилит его ножовкой на тонкие ломтики. Потом мы будем оттаивать их на груди, под телогрейками.

Все бы терпимо, но спасу нет от дыма. Он висит под потолком зыбким синим слоем, и нам приходится лежать на полу, чтобы хоть кое-как спастись от него. В лаз и дальше наружу, в траншею, этот проклятый дым не выкуришь ничем.

— Петька, — кое-как откашлявшись, спрашивает Галямов Ипатова, — какой человек раньше пещера жил?

— Неандертальцы, кроманьонцы, синантропы. Ну и еще там другие были.

— Это какой же нация?

— Да никакая. Тогда, Галимзян, наций еще не было. Так их часто называли по местам обнаружения древних захоронений. Вот, например…

— Погодь, Петька, погодь! Ты что делаешь! — к Ипатову на четвереньках приближается Вдовин.

— А что?

— Да кто же крошки в огонь бросает? Дай их сюда. — Иван Тихонович подставляет ладонь, Ипатов ссыпает на нее крошки, которых после «распиловки» хлеба оказалось на газете немало.

— Грех, Петька, хлебушко в огонь бросать. — Вдовин бережно отправляет крошки хлеба в рот и медленно жует, блаженно жмуря крохотные, выцветшие, когда-то голубые глазки.

После завтрака Галямов и Петр уходят на дежурство. В землянку с трудом вползают Чапига и Тятькин. У Степана вместо усов — одни сосульки, Тимофей истово трет рукавом побелевшие щеки.

— Ну жмет морозец сегодня! — качает головой Тимофей, протягивая к огню руки. — При такой стуже и галка на лету замерзнет.

— Ты, Тимофей, вот горячий суп ешь скорее. Да и хлебец у огня малость отошел. — Вдовин ставит один котелок перед ефрейтором, другой протягивает Чапиге. Но Степан пока не может взять его: руки закоченели и отказываются повиноваться хозяину.

— А ты, Степа, погрей их на котелке, погрей. — Вдовин показывает, как это нужно сделать. — Так-то быстрее будет.

Малость согревшись от горячего супа и чая, Тимофей говорит:

— Вот ты, командир, у нас все знаешь. Так скажи: пещерные люди тоже так жили, а?