Михаил Кожухов - Над Кабулом чужие звезды

— Дело вот в чем, — ответили стражи границы, изучив американский паспорт Джаны. — У нее с выездной визой порядок, а вот въездной визы — нет.

— Это значит — если войска выйдут, вы ее не пустите, что ли, оставите на съедение «духам»?

— Ну, мы же не сволочи. Пустим, конечно.

Они-то, конечно, не сволочи, но я понял, что это мой последний шанс.

— Послушай, Джана, у тебя проблема: нет визы. Они не смогут тебя пропустить, — соврал я, потупив глаза. — Понимаешь? Тебя не пустят обратно в Союз, когда все кончится. Я ничем не смогу помочь.

— Нет визы? О'кей! — следа не осталось от обаятельной улыбки на лице Джаны Шнайдер. Глаза ее сверкали недобрым огнем, говорила она, понятное дело, по-английски, и я сейчас испытываю некоторые сложности с переводом тирады, которая обрушилась на меня в тот утренний час на Государственной границе между СССР и Афганистаном в преддверии больших исторических событий. Некоторые слова я оставлю поэтому, пожалуй, в оригинале:

— Хорошо, ты можешь ехать без меня. О'кей. А я поеду сейчас в ваш fucking Ташкент, возьму вашу fucking визу, сяду на ваш fucking самолет, долечу до вашего fucking Мазари-Шарифа, сяду на ваше fucking афганское такси, доеду до вашего fucking Саланга. И если меня убьют, это будет на твоей совести! — на этих словах палец Джаны Шнайдер уперся мне практически в нос, она резко повернулась, подхватила свои репортерские сумки и быстро вышла из помещения контрольно-пропускного пункта.

Бравые корреспонденты «Красной звезды» потупили глаза: стало понятно, что в этом конфликте они были на стороне потенциального противника и всячески меня осуждали. Но решение было принято, и груз ответственности за безумную американку свалился с моих плеч.

Обещанный Громовым БТР стоял по ту сторону моста через Амударью. Порученец командующего передал мне камуфлированный бушлат с воротником из овчины и такие же ватные штаны:

— Борис Всеволодович просил передать. Это его, но вам должно подойти.

Я снова был в Афганистане.

Он сделал все, как обещал. Остановил машину перед пятым пролетом моста через Амударью, спрыгнул с «брони» и, не оглядываясь, пешком пересек Государственную границу СССР.

Так закончилась эта война, длившаяся девять лет и два месяца, унесшая почти 15 000 жизней.

Так вернулся из Афганистана генерал-лейтенант Герой Советского Союза Борис Громов. Русоволосый, чуть ниже среднего роста, резкий в движениях человек в полевой камуфляжной форме. Его редко называли здесь по имени-отчеству. Или по фамилии, или просто — командующий.

Ждавшие Громова на противоположном берегу реки не видели: его веки воспалены от невероятной усталости последних афганских дней и ночей, проведенных без сна. В те несколько февральских суток, когда напряжение на Саланге достигло наивысшей точки, когда пурга, снежные лавины, поломки техники грозили сорвать график вывода войск, командующий не смыкал глаз. Требовал доклада каждый час. Круглые сутки. На третий день, когда колонны прошли наконец перевал, он позволил себе передышку. Самое трудное оставалось теперь позади, успех этой последней его боевой операции был в общем-то предрешен, но на территории Афганистана еще находились тысячи солдат и офицеров и отвечал за них лично он — Громов.

В эти дни я был на Саланге, пытался пробиться через тоннель к южному порталу. Куда там! Сквозь полузасыпанные снегом галереи уже на подступах к перевалу сплошным встречным потоком двигались боевые машины. Месили гусеницами языки сошедших со склонов лавин, цеплялись траками за скользкую ледовую корку. Тяжелым был для них путь через перевал. Два дня и две ночи шло это предельное испытание сил и нервов, беспрерывно звучала в эфире хриплая перекличка. Два дня и две ночи вдоль трассы, ведущей к границе, горели на снегу костры, и усиленные сторожевые посты и заставы, уже собранные в дорогу, готовые к маршу, ждали приказа: в путь!

Приказа такого не было. Час выхода откладывался с утра до полудня, затем до вечера, потом… Потом срывался в ночь разведвзвод, сопровождая наверх, к перевалу, «наливники» с топливом, чтобы подпитать обессилевшую на Саланге технику.

— Просто горе с «тылами»! — сетовал дежурный по северному диспетчерскому пункту старший сержант Сергей Евстафьев. — Так тяжело идут. Загазованность в тоннеле страшная, нечем дышать. Движение блокировано пробками, а моторы не выключишь: замерзнут люди. Самый главный враг у нас, оказалось, — снег. Лавины и пурга, чтоб им пусто было!