Василий Топильский - Розы на снегу

Переполненный зал Дновского дома культуры железнодорожников. Торжественное собрание, посвященное 25-летию освобождения района от фашистской оккупации. Оглашается постановление о присвоении звания почетного гражданина города Дно. Из-за стола президиума встают генерал-полковник в отставке Василий Митрофанович Шатилов, чья дивизия освобождала Дно, и старший сержант запаса Татьяна Ивановна Ромашкина (Ланькова) — мужественный боец незримого фронта битвы за Ленинград.

В летние воскресные дни на берегах Селигера, в Осташкове, у памятника-гаубицы героям оборонительных боев можно встретить невысокого седеющего человека. К рубежам, откуда в сорок первом году советские люди гнали прочь войну, главного инспектора по заготовкам сельскохозяйственной продукции Запутряева приводит недремлющая память о днях, когда в эфир летели слова: «Я — ВРК… Я — ВРК…»

Земляки и сослуживцы Анатолия Павловича лишь совсем недавно узнали о его подвиге в тылу врага. Помог в этом полковник в отставке Гавриил Яковлевич Злочевский.

Я разговариваю с Клавдией Ивановной Королевой, ныне Коропаловой. В руках у нее игрушки: очень забавные зайцы, симпатичные жирафы. Они сделаны на Завидовской фабрике игрушек (это в Калининской области), где уже давно работает Клавдия Ивановна.

Прошу ее:

— Расскажите о самом тяжелом дне, проведенном на оккупированной территории.

— Было это в Локне. Меня с Шурой Шагуриной задержали по подозрению. Улик у жандармерии никаких, но в тюрьму посадили. На другой день выносила я парашу и в одной из камер обнаружила пальто нашей молоденькой связной Вали. На стене кровью были написаны имена сидевших перед расстрелом советских патриотов. Среди них и имя отважной Валюши. Думала, с ума сойду.

— Ну а радостные дни бывали?

— Да. Однажды, возвращаясь с задания, мы столкнулись с большой группой красноармейцев-окруженцев. Месяц они, верные присяге, с оружием в руках находились во вражеском тылу. Мы помогли им перейти линию фронта по проходу, специально сделанному для нас. Вот радостей было! — Клавдия Ивановна засмеялась. — Все они были заросшие, бородатые. Владельца самой большой бороды мы звали «дедом». Он в дороге ухаживал за Олей, «доченькой» называл. Пришли к своим. Побрились наши попутчики, и… «дед» моложе «доченьки» оказался.

Последний вопрос:

— Судьба ваших подруг?

— Олю Стибель и Лиду Сидоренко гестаповцы схватили в Андреаполе, расстреляли… Машенька Евдокимова сейчас живет под Киевом.

Детские игрушки — и разведчица. Как-то несовместимо. Но это — сама жизнь. Та, отстоять которую от вражеского нашествия помогали нашей армии Клава, Маша, Оля и другие разведчики, ежедневно, ежечасно шагавшие «по краю обрыва».

— Зайцева Евдокия Васильевна. Награждена медалью «За отвагу» за активное участие в партизанской борьбе против немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны.

Из задних рядов поднялась невысокая сухощавая женщина в синей кофточке. Неторопливо пошла она по кремлевскому залу. Десятки людей — и уже получившие правительственные награды, и ожидавшие своей очереди — повернули головы в ее сторону. Послышался громкий шепот:

— Смотрите, да ведь она совсем старая. Сколько же ей в ту пору лет было?

— Лет шестьдесят, если не больше.

— И в такие годы партизанить!

— Василиса Кожина, да и только, — сказала девушка с орденом «Знак Почета» на груди и встала. Встал и сидевший рядом с нею пожилой ученый, на груди которого сверкала звезда Героя Социалистического Труда. Точно волна морская прошелестела по рядам кресел — поднялся весь зал.

Евдокия Васильевна Зайцева.

А женщина шла, не понимая, почему встали люди со своих мест. Шла, тихо ступая по ковру, слыша лишь, как гулко, будто молотом по наковальне, стучит в груди сердце. И память вдруг стремительно понесла в прошлое…

…Щетинится в девятьсот пятом баррикадами Петербург. Свирепствуют каратели. Гонится за юной работницей пьяный казак. Вздыблен конь. Свистит нагайка. Падает Дуня. Опять бежит. Ни слезинки. Лишь до боли закушены губы.

…Шумят в шовинистском угаре московские лавочники. Объявлена война с германским кайзером. Идут эшелоны на запад через Москву. Везут на фронт «пушечное мясо». Угнан и муж Семен. А в семье беда — умирают дочери. Одна за другой — трое. Дифтерия. Голод. Мечется в безысходном горе Евдокия — солдатка, работница.