Николай Осинин - Через все преграды

Через несколько минут пленники, подгоняемые криками конвоиров и плетью Вайса, почти бежали в сторону дороги. Пришедшую в чувство Ольгу Павловну женщины вели под руки. Рядом несли Сергея.

К счастью, идти пришлось всего километра два. За пригорком возле дороги был расположен небольшой обезлюдевший поселок. На улице виднелись следы недавнего грабежа: выбитые окна, сорванные с петель двери, поломанная мебель, раскрытые чемоданы с бельем.

Пленников загнали в небольшой кирпичный сарай. Когда со скрипом захлопнулись тяжелые двустворчатые двери, все стали осматриваться, постепенно привыкая к полумраку помещения. Раньше здесь был какой-то склад, теперь в нем, кроме стружек, щепок и опилок, ничего не осталось. Высокий, из массивных плах потолок, кирпичные стены, узкие горизонтальные окошки, перехваченные железными прутьями, — все это исключало всякую мысль о побеге.

Избитые, измученные, женщины и дети расположились на холодном цементном полу.

Сережу поместили в дальнем углу на разостланном пальто. Инна и Вера укрыли его сверху своими пиджачками.

Ольга Павловна молча сидела у изголовья сына и тихонько гладила его вихрастые волосы.

Он лежал, повернув лицо к матери и закрыв глаза. Если не шевелить ни одним мускулом, то боль теперь была не так уж сильна. Зато, когда Сергей пробовал повернуться, забинтованную рубашкой и полотенцем спину прожигало огнем, и он стонал. Сидящие рядом друзья переставали шептаться.

— Эх, йоду бы! — озабоченно сказал Илья.

— Йодом разве можно? — возразила Инна. — У него вся спина посечена. Риваноль нужен.

— Это — что?

— Лекарство такое, на раны.

Илья, по обыкновению, заспорил было, но Инна жестом остановила его.

— Давайте лучше подумаем, как Сережу с Ольгой Павловной от ефрейтора уберечь, — заговорила она так тихо, что слышали ее лишь придвинувшиеся вплотную товарищи. — Людмила Николаевна слышала, как ефрейтор грозил расправиться с ним.

Фатик вздохнул:

— Как убережешь? Если б их спрятать…

— Некуда прятать! — порывисто воскликнул горячий Садык. — Драться надо, как Сергей. Всем драться!

— Правильно! — поддержал его Илья, выхватив из кармана перочинный ножичек. — Пусть тот фашист в другой раз попробует наброситься — я его пырну!

— Пырнешь… У них — автоматы, — сказал Фатик.

— Не хнычь, Фатька! — сказала Инна. — Дело не в ножике. Дружней надо держаться.

К счастью, ефрейтор больше не появился.

Прошло две недели. Дни тянулись медленно. Взрослых с утра угоняли на работу. Детей запирали в сарае на замок. И сидели они голодные, хмурые, молчаливые. Старшие ухаживали за малышами, развлекали, как могли. Но оживали ребята только вечером, когда взрослые возвращались с работы. Матери всегда что-нибудь приносили: то немножко супу от своего ужина, то пучки щавеля. И каждый вечер Людмила Николаевна рассказывала ребятам новости, которые ей удавалось узнать из разговоров немецких солдат.

В первую очередь, всех, конечно, интересовало положение на фронте. Но известия были самые нерадостные. Наступление гитлеровских войск продолжалось. Враг захватил почти всю Прибалтику, вторгся в Белоруссию, и немцы с самым серьезным видом обсуждали вопрос, когда их войска займут Ленинград и Москву.

— Один-два месяца — России капут и войне конец! — повторяли они часто, словно убеждая друг друга.

— Как же так? — кусал губы Сергей, глядя широко раскрытыми влажными глазами то на мать, то на Людмилу Николаевну, которая сообщила, что наши войска оставили Минск, что немцы уже под Смоленском. — Неужели фашисты сильнее наших?

Женщины молчали, подавленные громадностью надвинувшейся беды.

— А может, врут фрицы, — усомнился Илья.

Людмила Николаевна пожала плечами.

— Не знаю… О Минске и Смоленске конвоиры между собой сегодня говорили. Есть среди них Ганс, плюгавенький такой. Он говорит, что Гитлер обещает каждому своему солдату после победы над Советским Союзом сто гектаров земли в России, автомашину и даровую рабочую силу из русских… Вот этот заморыш Ганс сегодня и размечтался: как он свое хозяйство поставит, собирается драть своих рабочих. Он заранее знает, что русские не захотят на него работать добросовестно.

— Что же они при своем «новом порядке» думают старое крепостное право установить? — спросила Ольга Павловна.

— Нет, пожалуй, этот их «новый порядок» скорее был бы похож на древнее рабство. Разве что ременную плеть заменят резиновой нагайкой! Немцы совершенно серьезно считают, что они — высшая раса и должны быть господами, а мы, русские, их рабами.