Леонид Золотарев - Люди без имени

— Арва не только присоединяется, но и агитирует против родины, — заметил цинично солдат.

— Это заметно с первого дня пребывания его в охране. К тому же он читает книги Ленина и Сталина.

— Неправда! Для родины я не пожалею жизни!

— Выходит, по-твоему, я тоже против родины, — перебил Арву старый социал-демократ, — если Арва согласился с моим мнением! Смотри! — он снял рубашку и повернулся кругом, — Эти шрамы я получил на фронте, а не тогда, когда лез кому-нибудь в карман. Видел! Ты оскорбил меня. Я прощаю тебе. Но одно плохое упоминание о Ленине и Сталине — ты будешь бит.

Солдат не дослушал угроз капрала и вышел из барака. Он хотел доложить начальству и полиции на преступную агитацию Арвы, но побоялся мести, за то счел своим долгом, как социал-демократ, поставить в известность руководство партии о недостойном поведении капрала Кивимяки.

И старый социал-демократ без жалости расстался со своим билетом.

Швед-мастер раньше был работником оперативного отдела шведской армии, но политические разногласия во взглядах со своими коллегами заставили покинуть ее, несмотря на то, что в будущем для него карьера рисовалась блестящей. Затем он служил в финской армии в качестве консультанта, не сработался с финской военщиной по тем же причинам и навсегда покинул военную службу. Сняв майорские погоны, поступил в рудник на должность мастера. Он, как шарик, носился по шахте с веселой и добродушной улыбкой. Круглое лицо, маленький носик, белоснежные зубы — придавали его лицу женственное выражение, но за этим скрывался твердый и упрямый характер. Он был умен и злопамятен, не любил возражений и терпеть не мог подхалимства. Не разделяя мнений коммунистов, он был ярым противником войны против Советского Союза, презирал и ненавидел немцев, но в разговорах был осторожен и сдержан. Шахтерскую работу знал хорошо, относился к ней добросовестно и прекрасно разбирался в людях. Швед первый обратился внимание на Леонида. Финны называли его «плохим мужиком», но товарищи по работе относились к нему с большим уважением. Он оценил его и понял — Леонид является не только человеком, в котором не сломлены убеждения в победе своего народа над врагом, но и человеком умным, руководящим другими военнопленными.

После спора в обеденный перерыв мастер хотел поговорить с русским наедине, но Леонид с ожесточением принялся бить камень на решетке, который от частых ударов принял яйцевидную форму. Машинист Якобсон проезжал несколько раз мимо и видел, что русский никак не может избавиться от упорного камня. Якобсон-швед по национальности — громадного роста и большой физической силы, бывший боксер, испытывал свое счастье на рингах Америки, пользовался незаурядной репутацией первоклассного боксера, оставил большой палец правой руки в конвейере Форда и перед войной вернулся на родину. Он один, без посторонней помощи, поднимает сошедшую с рельс груженую вагонетку весом полторы тонны. Якобсон остановил мотовоз около решетки и взялся за молот, но быстро убедился — камень разбить нельзя.

— Алексей, — он всегда звал Леонида Алексеем, — возьми бурильный молоток и пробури, камень необходимо подорвать.

— Будет исполнено, — ответил Леонид и направился в мастерскую за молотком.

Решетка находилась на уровне рельс под люком прямого сообщения с верхом и третьего этажа с шестым, поэтому на ней взрывали редко: боялись испортить автоматический механизм люка, на других это практиковалось часто. Леонид заранее прикинул в уме: если положить динамита больше, чем нужно, то взрывом разобьет люк и переломит рельсы на решетке, и никель, находящийся в пространстве от верха до третьего этажа, смешается с камнем, который сваливали в яму. Это остановит работу. Завод требовал руду. Спешно очищалось прямое сообщение от камня, чтобы увеличить пропуск руды с поверхностных разработок. На пути Леонид встретил рабочего Макконена и пригласил его принять участие в подготовке к взрыву, зная, что ему подобные работы не доверяются, но надо было на всякий случай застраховать себя. Грязный и оборванный, скупой до невозможности, Макконен выполнял только черновые работы и служил предметом насмешек финнов. До бурения и машин его также не допускали. Финны говорили, что он слаб на голову, а русские просто — дурак.

Принесли динамит и аммонит. Зарядили и начали совещаться.

— Как думаешь, Макконен, достаточно, или еще одну положить? — спросил Леонид. Тот с видом знатока посмотрел, хотя ничего не понимал, и, не задумываясь о последствиях, ожидая только эффекта от предстоящего взрыва, тоном, не терпящим никаких возражений, сказал: — Клади еще две палочки. Крепче ударит. В складе динамита много.