Владимир Першанин - Морпехи против «белых волков» Гитлера

– У-у, буржуй, — не выдержал Славка, который молчать не умел. — Расселся на красном стуле и воду из графина пьет.

Ничего другого выдумать не успел. Мать с бесконечными извинениями выталкивала сына из кабинета. Отвезли к родне в поселок Красная Слобода, где крепко сбитые семьи поколениями выращивали помидоры и возили их на продажу в верховья Волги, зарабатывая на этом хорошие деньги.

Труд тяжелый, явно не для недоростка Славки, которого хотя бы откормили сначала, а не совали на второй же день в жаркую, душную теплицу, где работали с семи утра и до заката. Паскудными, жадными оказались дядька и тетка. Славку за родню не считали, жил он в сарае с наемным рабочим-бродягой. Хозяева жрали щи с бараниной, гречневую кашу со шкварками, а вместо воды пили густое кислое молоко. Славке с бродягой варили постный суп или кашу без масла, хлеб был всегда черствым.

Бродяга удивлялся жадности родственников:

– Ну ладно, я им чужой, а ты ведь родной племянник. За что они тебя гноят?

– Разбогатели, вот и выделываются, — рассудительно отвечал Славка.

Бродяга много чего повидал в жизни, посидел в тюрьмах, научил Славку ругаться, курить, пытался угощать самогоном, но Славка плевался и отказывался пить.

– Самое ценное на свете что? — вещал подвыпивший бродяга. — Не знаешь? А я знаю. Свобода! Я из лагеря два раза бежал. Поймали. Ох и били же меня!

Славка уставал от назойливого соседа и, не выдержав, поддевал его:

– Свободу любишь, а как привязанный на поле пашешь и в сарае ночуешь.

– Пережидаю. В сентябре хозяин со старшим сыном на ярмарку уедет, в доме жена да мелюзга останется. Я знаю, где у твоего дядьки кубышка. Тысяч десять, а то и больше под половицей прячет. Выгребу, и поминай как звали. Могу тебя в долю взять.

Славке такое предложение показалось диким и глупым. Когда бродяга снова напомнил о кубышке, Славка хотел было предупредить жену хозяина — все же не чужие люди и детей у них четверо. Но промолчал, дядька сам его оттолкнул.

Однажды вечером позвал поужинать. Славка подтянул под лавку босые ноги и, пуская слюни, наблюдал, как тетка накладывает в миску жареную свинину с картошкой, подвигает ближе миску с малосольными пупырчатыми огурцами, и пышный пшеничный хлеб нарезан большими ломтями. Ел жадно, как волчонок, разгрызая крепкими зубами кости. Хозяйские дети, то бишь двоюродные братья и сестры, как могли, издевались над бедным родственником:

– Такому дай волю, он все в доме сожрет!

– Эй, Славка, чего от тебя псиной воняет?

– Ты, папаня, больше не сажай его с нами. Вон, третий кусок хлеба тащит.

А подвыпивший дядька, разозлившись, пошел костерить всю семью Славки.

– Ты хоть и родня мне, а я вас за людей не считаю. Гришка, отец твой, пьяница и бездельник. Ходите, как оборванцы. Ну, Гришка какой-никакой, а работник в доме. Зачем его мать выгнала? Чтобы пожить вольно, блядовать, как хочет. Тьфу, дура беспросветная.

Славке стало обидно за мать:

– Она по две смены работает, и младших в доме трое осталось. Их кормить надо. Какие уж тут блядки.

Мясо и картошка были съедены, добавки не предлагали. Славка жевал хлеб, а дядька продолжал костерить его семью, особенно мать.

– Хватит вам, — не выдержал Славка. — Маманя у меня хорошая.

– Пошел вон, гаденыш, — разозлился дядька, а тетка убрала подальше миску с хорошим хлебом.

В сарае Славка долго ворочался на дощатых нарах, даже всплакнул от обиды за мать и решил ничего не рассказывать дядьке о намерениях бродяги. Украдет твои деньги — и черт с тобой, может, язык укоротишь.

В конце лета, когда в основном работы были закончены, дядька накормил племянника супом с чечевицей и велел возвращаться домой.

– Ты не работаешь, а как червяк ползаешь. Прожираешь больше.

– Я стараюсь, дядя Кузьма, и от других не отстаю, — пробовал оправдаться Славка. — К вечеру только немного задыхаться начинаю.

– Ну, вот дома и задыхайся, тут тебе не больница.

– Как же я домой доберусь. Денег бы дали, дядя Кузьма. Рублей десять или двадцать я все же заработал.

– Что заработал, все проел. Счетовод нашелся, жалованье себе посчитал по высшему разряду. К плоту прицепишься и доедешь со всеми удобствами.

– Дай мальчишке хоть харчей на дорогу, — влезла в разговор жена. — Что-то ведь он заработал.

– На суп да кашу без мяса. Ладно, накидай ему в рогожку мелких помидоров, пусть родных порадует. Съел супец? Ну и пошел с богом. Больше не возвращайся, мне с нищетой некогда возиться.