Роман Кожухаров - Штрафники берут Рейхстаг. В «логове зверя»

– На офицерский похож… – со знанием дела рассудил вслух Тютин. – Да только этот совсем не офицер… Может, у папаши ножик взял поносить…

В его глазах, жадно разглядывавших кинжал, блеснул серебристый зайчик, отраженный зеркальной поверхностью лезвия.

– Это мой немец… – с убежденностью и куражом охотника, только что добывшего трофей, заявил Милютин. – Что, нравится ножик? Ладно, так и быть, бери…

Тютин тут же засунул кинжал в ножны и спрятал трофей куда-то за пазуху.

– Эти фрицюки и не ожидали, что мы нагрянем… – вытирая со лба пот рукавом своего полушубка, произнес Милютин. – А мы как дали им…

– Ага, ты, цыпленок жареный , видать, как обернулся к ним своей дыренью в спине, так они со страху в штаны и наложили… – скалясь, отозвался Тютин.

– А мне что… Тут пока такая беготня, что не замерзнешь… – ответил Милютин. – Но мы дали жару. Особо этот малый молоток, который… Лицо еще такое круглое – чистый блин…

– Чаплыгин, что ли?.. – переспросил Аникин.

– Ну да. Чапа и есть… – с готовностью кивнул боец. – И где он гранаты эти раздобыл? Как кинет их внутрь и следом – шасть. Бах-бах – по фрицам, пару очередей дал от края до края. Двое сразу на пол повалились. А еще на одного я наскочил. Мы внутрь – лежит там, значит, этой кожи – цельная стопка. И вся уже выделанная, бери и шей себе хоть пальто, хоть что…

– Ага, ты себе уже выбрал лоскут побольше? – смеясь, перебил его Тютин. – Шоб свою прожарку со спины законопатить?

– Ну ты… не зли… – с досадой проговорил Милютин и, тут же отмахнувшись, продолжил: – А значится, туда. А там фрицюк – здоровый такой… Стоит и – руки вверх таращит… Гляжу, а у него кровь из ушей хлещет… Это, значит, по всему гранатой его шибануло, ну которую Чапа киданул…

– Ну, а ты? – заинтересовавшись услышанным, спросил Тютин.

– А что я?.. Я, как держал свою «моську» стволом вперед, так и всадил ему горячую прямиком в живот… – с тем же подъемом ответил Милютин. – Он только охнул, ручищами своими всплеснул да и на пол рухнул…

Крякнув, он вдруг с досадой выдохнул и сплюнул на землю.

– А что мне было делать? – как бы оправдываясь, без всякого энтузиазма, добавил он. – Я выскочу – а тут он с амбар ростом. Я против него чистый младенец! Где тут впопыхах разберешь, че он затевает: сдается али, наоборот, замахивается на тебя, чтоб башку тебе раскроить.

– Так ты ж говорил – он контуженый?.. – не унимался Тютин.

Тут лицо Милютина в момент сделалось злым.

– Чего ты ко мне пристал?! – прокричал он. – Ты прокурор, что ли, в душу мне лезть?

– Да ладно, Миля… – как бы примирительно отозвался Тютин. – Чего ты сразу обижаться. Ну, в натуре чистый младенец… То есть цыпленок… Хе-хе… Это с верзилы бахилы заимел?

– Ну да, – без всякой обиды в голосе ответил Милютин. – А что мне, если мои уже каши просили. На левом подметка ни к черту, дыру протер… А эти ниче – износу не будет… Главное – портянок намотать погуще…

Несколько автоматных очередей громко затрещали со стороны улицы.

– Наши!.. Точно наши! – радостным криком отреагировал на звуки стрельбы Милютин, демонстрируя Аникину и Тютину со спины выжженную воронку на своем шушуне.

– Фарзи! С Тютиным обойдите дом со стороны двора! – крикнул Аникин. – Милютин – за мной!

– Есть, таварища камандир! – с сильным акцентом громко прокричал в ответ Ферзь.

Впереди, за воротами проезда, выводящими на улицу, один за другим прогремели два взрыва. Над улицей взвились клубы дыма и пылевой взвеси. Расползаясь, дым затянул расстояние между двумя столбами с вырванными петлями от ворот. Аникин в этот момент был уже на углу.

Высунувшись из-за правого опорного столба, Андрей едва не получил пулю, успев отпрянуть назад. Огонь по нему открыли с противоположной стороны улицы. Стреляли из окна углового здания на втором этаже. Выглянув еще раз, Андрей увидел, что огневыми пунктирами трассеров ощетинились практически все оконные проемы противостоящего здания. Они пересекали улицу поперек, словно какие-нибудь телеграфные провода, соединяясь с тем самым домом, возле стены которого находился Аникин.

Чуть влево от углового дома напротив, измятый и искореженный, завернутый вдоль улицы, лежал на боку тот самый трамвайный вагон. Возле него рассеянные по мостовой валялись доски и бревна, железные и деревянные кровати, шкафы и тумбочки. Видимо, весь этот хлам немцы пытались использовать для усиления баррикады. Там же Аникин успел разглядеть и две массивные, окованные железом, дощатые половины ворот с вырванными петлями, которые, скорее всего, висели в каменном створе, за которым укрывались взводный и его подчиненный.