Станислав Олейник - Тени прошлого

Природа словно затаила дыхание. Ни шелохнутся листья деревьев. И в селе, что находилось рядом, собаки словно вымерли…. Даже петухи, казалось, кричали редко и с неохотой.

Такая тишина бывает всегда перед утренней зарей, а попросту, — зорькой, когда заядлые рыбаки, затая дыхание, сидят на скрытых от постороннего глаза густым туманом сижах и, не отрываясь, следят за поплавками. Никто и ничего не нарушает эту тишину, разве что, где-то плеснет малек, убежавший от окуня или щуки, да проквакают прячущиеся в камышах лягушки.

Павел с Лустенко сидят на далеко уходящих в воду мостках, и сосредоточенно следят за поплавками. Хромов с Васьковым на лодке у противоположного берега, в камышах, там, где небольшой заливчик, очищенный еще с вечера ветром от ряски.

Клев, на удивление был, как никогда. Шел в основном карась. Изредка попадались плотвичка, окунь. Но как только красный диск восходящего солнца показался из-за кромки леса, — все, как обрезало.

— Все, мужики, сматывайте удочки. Клева больше не будет. — Донесся от противоположного берега голос Хромова.

И почти одновременно, со стороны домика егеря раздался крик:

— Мужики! Давай сюда! Уху пора готовить!

С вечера конечно уха осталась. Но, то была уха приготовленная егерем из рыбы, пойманной сетью. А свежая ушица, да еще из пойманного самим улова, это совсем другое.

Егерь, подполковник в отставке Толя Тищенко, по имени его называли только близкие люди, встретил Павла и Лустенко улыбкой. Забрал улов, направился к столу чистить рыбу.

Из камышового мыска донесся сначала перестук уключин, а потом появилась и лодка с Хромовым и Васьковым.

— Значит, Витя, завтра в путь-дорогу, — Павел задумчиво посмотрел на сверкающую бликами водную гладь озера и, вздохнув, добавил, — а когда снова встретимся, один Бог знает…

— Я тебе позвоню, Паша, — с улыбкой полуобнял друга Лустенко, — из Москвы, когда вернусь из Польши.

В стороне навеса, где вокруг костра стояли их друзья, донесся хохот.

Павел с Лустенко переглянулись, и быстрым шагом направились к ним.

— Что за шум, а драки нет? — спросил с улыбкой Павел.

— Да вот, Александрыч, — поднял красное от жара костра лицо Тищенко. — Эти умники, — кивнул он в сторону ухмыляющихся и подмигивающих друг другу Васькова и Хромова, — учат меня, старого рыболова, как готовить уху. И вычерпывая из висящего на треноге ведра тугую серую накипь, немного помолчав, скомандовал:

— Готово! Давайте собирать на стол…. А запах-то, какой?! — и бросил торжествующий взгляд на Хромова с Васьковым.

— Итак, друзья, — обвел всех сидящих за столом Лустенко. — Позвольте мне сказать пару слов, — он медленно поднялся, держа в руке стопку с водкой.

— Я хотел бы помянуть сейчас одного, совсем недавно ушедшего, в мир иной, человека. Человека, которому, я не боюсь в этом ошибиться, пришлось столкнуться со всеми превратностями судьбы, которая выпала на его долю. Из всех сидящих за этим столом, его знают только я и, конечно же, его давний знакомый, — Лустенко посмотрел на Хромова, — Хромов Федор Иванович.

Все встали, подняли стаканы и молча, не чокаясь, выпили.

Когда все, покряхтывая и сопя, расправлялись с ухой, Лустенко, выбрав удобный момент, постучал ложкой по стакану.

— А теперь, друзья, я хотел вам сообщить, ради чего мы все собрались за этим столом. Я хотел бы выразить вам всем слова благодарности за ту помощь, которую вы мне все оказывали. Спасибо вам, друзья мои, — Лустенко обвел всех повлажневшим взглядом и склонил голову…

Витас, а по документам, Антанас Петраускас ехал в огромном комфортабельном, но полупустом, автобусе. Слева, через проход, сидела молодая женщина. Она вошла на последней остановке, рядом с небольшим хутором. Он прошелся взглядом по красивому лицу, но, наткнувшись на равнодушный взгляд, отвернулся к окну.

В быстро густевших сумерках проносились пятна хуторов, с шумом, встречные машины, и запряженные лошадьми повозки.

Варшава встретила его всем своим великолепием европейской столицы. Она чем-то напоминала ему его родной Вильнюс, который он еще тогда, в начале девяностых, будучи молодым офицером спецподразделения КГБ «Альфа», вынужден был оставить.

В Варшаве он бывал и раньше, вместе с Лустенко. Но о ней знал больше от своей матери, польки по происхождению. От нее он также слышал, что в Варшаве проживают их дальние родственники. Правда, связь с ними никто не пытался восстанавливать.

На автовокзале проблем с такси не было. Его быстро доставили по нужному адресу. Улица, где был указанный в записке дом, находилась в пригороде Варшавы.