Алексей Воронков - Брат по крови

Стиснув зубы, я попробовал легонько потянуть гранату на себя. Не поддалась. Тогда я сделал еще один надрез. Макаров выматерился и застонал. Нужно ввести дополнительную дозу обезболивающего.

— Возьми шприц и набери три кубика новокаина, — попросил я Барсукова. — Сможешь?

— Угу, — мотнул он головой и стал вытаскивать из упаковки одноразовый шприц.

Я сделал укол. Потом была еще одна попытка вытащить гранату, и еще, и еще. Весь медперсонал замер в оцепенении и ждал развязки. Савельев закинул руки за спину и стал быстро ходить из стороны в сторону. Прибегал посыльный от «полкана», спрашивал, как идет операция. «Ишь ты, не забыл, интересуется», — одобрительно подумал я о Дегтяреве. И вот новая попытка извлечь гранату. И она окончилась неудачно. Снарядик застрял между ребрами, и нужно было каким-то образом выковырять его оттуда.

— Барсуков, дай мне вон ту штуковину. — Я указал ему на крючок, который у хирургов служит ранорасширительным инструментом.

Сапер выполнил мою просьбу.

— А теперь помогай, — сказал я и показал ему, что он должен был делать.

Наконец общими усилиями мы смогли вытащить проклятый снарядик. Я держал его в руках и не знал, что делать. Руки были в крови. Макаров тяжело дышал. Глаза его были мокрыми от слез, и непонятно было, то ли это слезы радости, то ли боли.

— Дайте мне эту штуковину, — сказал Барсуков. Я передал ему гранату.

Барсуков как-то мягко, по-кошачьи стал удаляться прочь, осторожно неся в руках смертоносный груз. Вокруг него, сгибаясь под порывами ветра, волновались еще не успевшие до конца пожухнуть высокие осенние травы. Когда сапер отошел от нас на почтительное расстояние, он лег на землю и швырнул гранату в сторону небольшой ложбинки. Прогремел взрыв. Сапер встал, отряхнул штаны и побрел своей дорогой. Я облегченно вздохнул. Потом я растерянно стоял в окружении своих людей, они что-то наперебой говорили мне, они радовались, а я ничего не слышал и только мысленно повторял: «Спасибо, Господи… Спасибо, Господи… Спасибо…»

Чеченцы отступили в горы. Когда закончился бой, «вертушки» еще долго носились в воздухе и старались нащупать противника. Но лес еще не успел сбросить листву, и это спасало мятежников: ракетные удары по ним наносились с вертолетов вслепую. Для чеченцев леса — что темный омут для рыбы. Ни один враг не отыщет. Оттого и не любят федералы лето, оттого с таким нетерпением и ждут они зимы. Зимой леса стоят обнаженные и прозрачные, а на белом снегу даже полевая мышь видна с высоты орлиного полета.

Где-то сразу после полудня к нам нагрянули коллеги из медсанбата во главе со своим начальником подполковником Харевичем, невысоким человеком с большим носом на худом смуглом лице. Я не был с ним знаком. Впрочем, и других коллег из медсанбата я видел впервые. Они приехали на трех санитарных «уазиках» и привезли с собой медикаменты и хирургический инструмент.

Я представился Харевичу. Он поглядел на меня недоуменно. Видимо, его смутило то, что я был по локоть в крови и в нижней рубашке.

— Что, досталось, майор? — спросил он меня. Я пожал плечами. Дескать, сами видите.

— Раненых много? — поинтересовался он.

— Хватает, — сказал я.

— Тяжелых сразу на стол, — приказал он, обращаясь к своим подчиненным. И тут же мне: — Надо срочно оборудовать несколько операционных столов. Я привез трех хирургов.

— Прекрасно, — сказал я. — Значит, дело пойдет. Мы бы с Савельевым одни не справились. — Я указал глазами на начальника полкового медпункта.

— Мы с ним знакомы, — сказал Харевич. — Капитан часто бывает у нас в батальоне. Больных привозит.

— Знаю, — говорю я.

— Вы-то сами оперируете? — неожиданно спрашивает меня начальник медсанбата.

— Да, я хирург, — ответил я ему.

— Это хорошо, — удовлетворенно заметил он. — Не люблю терапевтов — от них никакого толку на войне. Знаете, как они лечат солдат? — улыбнувшись, спрашивает он, и я чувствую, что он горазд на шутки. — Берут таблетку, ломают ее на две части и говорят: вот это от живота, а это от кашля — смотри не перепутай.

Эту избитую шутку я знал еще со студенческих пор, однако сделал вид, что мне смешно.

— А вы? Вы тоже хирург? — поинтересовался я у подполковника.

— Нет, я чиновник от медицины, — вздохнув, сказал он. — Хотя когда-то тоже оперировал. Но это было еще при царе-Косыре. Сейчас мой главный инструмент — ручка и противный пропитый голос. Вы еще услышите, как я ругаюсь, — улыбнувшись, пообещал Харевич. — Ну, хватит болтать, пора за работу, — насупившись вдруг, произнес начальник санбата.