А потом в небе появились боевые «вертушки». Это означало, что о нашей заварухе узнали в штабе дивизии и решили помочь. Вертолеты стали яростно терзать ракетами склоны гор, где засели моджахеды. По ним били гаубицы полкового артдивизиона, танки, самоходки. От грохота у нас едва не лопались ушные перепонки. Земля гудела и сотрясалась. Скорее бы все кончилось, скорее бы! — шептали мои губы. Но бой продолжался. Мятежники и не думали отступать. В такие минуты нам казалось, что они обкурились анашой. На нас они уже не бросались, засели на зеленых склонах и поливали нас оттуда свинцом. Ну когда же их выкурят оттуда? — думал я, с надеждой поглядывая в сторону гор.
Мы все в крови. Измазались ею и теперь похожи на киношных вампиров. А раненые все прибывали. Теперь санитары доставляли их уже не на себе и даже не на носилках — когда рассвело, отыскались транспортеры переднего края, которые мы здесь называли попросту ТПК и которыми были оснащены батальонные медпункты, и теперь работа идет шустрее. Легкораненых тут же перевязывают, предварительно обработав раны йодом, тем же, у кого раны более серьезные, мы с Савельевым делаем операции. Бойцы притащили откуда-то доски и соорудили два операционных стола. На них мы с капитаном и пашем.
Савельев — выпускник медакадемии, он мог бы стать неплохим хирургом, но у него абсолютно нет практики. Хотя за работу берется смело, будто бы он академик Амосов. Правда, при этом кромсает мужиков будь здоров. Где нужно сделать разрез в два сантиметра, у него получается целых двадцать — будто бы он хочет с головой окунуться в рану. Такие разрезы обычно делают молодые хирурги. Чтобы вырезать аппендикс, они готовы развалить полживота. Не случайно наставники таких вот зеленых айболитов постоянно носят с собой ученические линейки, чтобы при случае проверить, какой длины их подопечные сделают разрез.
В отличие от Савельева мне долгое время пришлось работать в военных госпиталях. Что только не приходилось делать! Я уж не говорю о банальных операциях по удалению аппендиксов — мне приходилось оперативно лечить язвенную болезнь, вскрывать грудную клетку, сшивать разорванную печень, удалять камни из почек… Были на моей памяти и раненые — неосторожное обращение с оружием, неумелое пользование гранатой… Было что-то еще, но упомнить всего невозможно. Работа военного хирурга — беспрерывный поток ушастиков и головастиков мужского рода, которые попали в беду и которых нужно сохранить для их матерей и будущих жен.
Кстати, о женщинах… Мне не раз приходилось принимать и роды. Сколько их было, этих рожениц — вспомнить не могу, но я знаю, что только моим именем было названо пять или шесть пацанов. Благодарные у нас люди, так и норовят увековечить имя своего благодетеля.
— Товарищ майор, мы тут начфина привезли… Он тяжело ранен…
Занятый работой, я вначале не обратил внимания на эти слова, сказанные мне кем-то из санитаров. В голове гудело, перепонки продолжали трещать от непрекращающихся взрывов. И лишь когда я услышал голос Макарова, я встрепенулся.
— Жигарев!.. Ну что же ты, ей-богу? Я ведь помираю…
Я подошел к транспортеру. Это был небольшой плавающий автомобильчик, выполненный на базе известного «луазика». Впервые эти «труповозки», а так их прозвали в армии, были применены в Афганистане, где наши войска сражались с тамошними моджахедами. В автомобильчике, похожем на тележку в продуктовом магазине, находился Макаров. Он сидел на носилках и держался за бок. Как и многие здесь, он походил на служивого, который вышел по команде «подъем» на зарядку: на нем кроме брюк со спущенными подтяжками была только белая футболка. Та была вся в крови; кровью была пропитана и верхняя часть брюк, и Макаров со своим круглым животиком походил на роженицу, у которой отходили воды.
— Что случилось? — спросил я капитана.
Он поднял руку от раны, и я увидел в его боку какой-то предмет.
— Жигарев, что у меня там такое? — дрожащим голосом спросил он меня. — Ты скажи мне, что там такое?
Я и сам не понимал, что у него там в боку.
— Ну, что молчишь? — снова обращается он ко мне.
— А что говорить? — пожал я плечами.
— Как что! — возмущенно воскликнул Макаров. Голос его был слабым — видно, он потерял много крови. — Ты же врач! Ты обязан…
Он захлебнулся в собственном бессилии. Не зная, как его успокоить, я решил отделаться шуткой.
— А не ты ли на днях говорил, что мою должность нужно вычеркнуть из штатного расписания полка? — улыбнувшись, произнес я.
Читать дальше