Андрей Геращенко: Учебка. Армейский роман.

— Да надоело уже. Хочется дома что-нибудь сделать.

Мать сдалась:

— Ну, как хочешь. Вечером придет отец — вынесите с ним мебель, и можешь красить. Там, под ванной баночка краски лежит, а кисточки — в подвале, на второй полке слева. А сколько сейчас время?

— Без десяти два.

— Ой, опоздала! Побегу.

Едва успев пообедать, мать убежала на работу. Елена Андреевна работала экономистом в управлении сельского хозяйства и ежедневно готовила всевозможные сводки, производя при этом массу расчетов и постепенно теряя зрение. После работы Елена Андреевна часто приходила уставшей и разбитой. Через несколько лет в благодарность за это ее и ее товарищей по работе наша самая свободная в мире пресса наградит почетными званиями «бюрократов», «душителей инициативы» и «народных нахлебников? Вообще семья Тищенко была типично «бюрократическо-нахлебнической». Мать с самых ранних лет познала тяжелый крестьянский труд и послевоенный голод, сжавший в тиски разоренную фашистами Украину. В семье матери было восемь детей, и работать с утра до ночи нужно было уже хотя бы для того, что бы выжить. Отец — Егор Петрович Тищенко, такой же крестьянин по происхождению, хлебнувший горя без родителей (в чем должен быть благодарен ГУЛАГу), своими силами, на одну стипендию, окончивший Горецкую сельхозакадемию, работал в том же управлении агрономом и вносил свой «бюрократический» вклад тем, что с утра до вечера носился по полям района, иногда натирая до крови пальцы ног, проверяя ход полевых работ, часто не имея выходных, годами получая отпуск зимой, а иногда и не получая вовсе. Годами сидя на шее у трудового народа, семья Тищенко скопила огромное недвижимое имущество: холодильник, черно-белый телевизор, диван, два дешевых кресла, сервант, пару шкафов, ковров, столов и кроватей. Столь же внушительно выглядело и денежное состояние — более тысячи рублей. Если добавить сюда личную собственность Игоря: тридцатирублевый проигрыватель «Юность», микрокалькулятор и сторублевые джинсы «Голден Стар» — читатель получит почти полное представление о благосостоянии семьи Тищенко. Самое удивительное, что все эти люди, включая младшего брата Игоря Славика, считали, что живут вполне нормально и в худшем случае слегка брюзжали, что можно было бы купить новые табуретки для кухни, и что жить лучше было бы не в двухкомнатной квартире, а в трех и не на первом этаже, чтобы забивающаяся канализация не портила жильцам нервы. Однако было в квартире и кое-что по-настоящему ценное — большая, со вкусом подобранная библиотека. Для Игоря всегда было большой загадкой то, каким образом отец ухитрялся доставать книги, не имея ни блата, ни высокого положения обществе. Игорь любил библиотеку, любил рассматривать аккуратные стеллажи книг. Некоторые книги были совсем новые и источали свежий запах типографской краски, некоторые были старше Игоря и источали совершенно особенный, чуть сладковатый, мягкий запах книжных патриархов. Казалось, что с их пожелтевших страниц смотрело само прошлое.

Вот и сейчас, после ухода матери, Игорь решил что-нибудь почитать. Несколько дней назад отец принес красный томик Данилевского, в котором было три очень интересных исторических повести. Игорь увлекался исторической литературой и с упоением погрузился в чтение «Мировича». Ему понравился Мирович, затеявший безнадежную борьбу с монархом.

Так прошло несколько дней. У отца все не было времени, и покраску отложили.

21 июня к Игорю зашел его друг, одноклассник и тезка Игорь Жалейко. Жалейко учился в ветеринарном институте, закончил первый курс и теперь тоже должен был идти в армию. Как всегда, он забежал лишь «на минутку»:

— Привет, Игорь, я на минутку.

— Привет. Проходи.

— Некогда, надо еще всех объехать.

— Заходи, не будем же мы через порог говорить?!

— Ладно, зайду, но ненадолго.

— Ты на велосипеде?

— Да, бегает еще.

— Как твои дела, рассказывай?

— Помаленьку, с матерью не оставили, говорят, сейчас такого закона нет.

— Так ведь она у тебя на инвалидности, а кроме нее никого дома не остается.

— Говорят, что третья группа, значит, по закону не оставляют. Я ведь пригласить тебя зашел. У меня завтра в пять отправки, я двадцать четвертого ухожу. Так что приходи. Сергей пишет?

— Пишет, уже вовсю в Пруссии службу несет.

— Где?

— В Калининградской области — раньше Восточной Пруссией называлась. Значит, с разницей в два дня пойдем — я двадцать шестого ухожу. А насчет отправок даже не знаю… Тут и самому уже пора собираться.