Яков Давидзон - Орлята партизанских лесов

Уже почти два года он жил в лесу. Лес стал его домом, семьёй, школой, и выходы на операцию чередовались с короткими передышками. Но всё равно к свисту пуль нельзя привыкнуть, как нельзя позабыть всё то страшное, что принесли фашисты на нашу землю.

— Что, Василий, пора бы и подниматься, — сказал пожилой партизан Митрофан Короп. Вася любил ходить с ним — пулемёт Коропа строчил без промаха, а сам пулемётчик не ведал страха. Бывают такие люди — сами ищут смерти, а смерть бежит от них. У Коропа в живых не осталось никого — и старых родителей, и малых детей фашисты расстреляли как заложников.

— Пусть ещё поспят, — сказал Вася. — Думаю я, дядя Митрофан, выйти к железной дороге через болото.

— Если ты имеешь в виду Чёрную гать… — покачал головой Короп. — Гиблое место. Там и днём с огнём не пройдёшь, а ночью… Пропадём ни за грош.

— Раз называют Чёрная гать, значит, когда-то люди проходили. Сыщем и мы тропу. Иначе к линии не подойдёшь! Охраняют, точно самого Гитлера собираются везти!

…Наверное, минуло не менее часа, а они смогли преодолеть метров сто. Коробко сидел на кочке посреди болота мокрый с ног до головы. Один сапог остался в трясине Чёрной гати, намокший ватник казался тяжёлым, как свинец.

Партизаны отдыхали молча.

«Неужели я ошибся, неужели так и не удастся пробраться к железной дороге? Видно, потому немцы и не держат здесь постоянных постов…» — думал Коробко.

— Возвращаться нужно, Вася, — посоветовал Короп. — Ещё можно успеть выйти к «железке» в другом месте…

Чтобы получить пулю в лоб?! — не согласился Коробко. — Здесь пойдём… то есть, вернее, я пойду. Короп, давай мину.

— Ты что задумал?

— Ничего я не задумал. У меня есть приказ командира, и я его должен выполнить! Пойду один.

— А мы что, сидеть будем да глядеть?

— Здесь действительно гиблое место, дядя Митрофан, — сказал Коробко. — Потому попытаюсь выполнить задание сам.

— Нет, ты это брось, — жёстко сказал Короп. — Или никто, или все. Тоже мне герой сыскался!

И такое неодобрение звучало в голосе партизана, что Васе стало жарко от стыда. Хотел было сказать, что не мальчишеская заносчивость заставила его принять такое решение. Когда он ушёл с головой под воду и едва не задохнулся в гнилой жиже, понял: здесь действительно не пройти. Чудом избежав смерти, Вася испугался. Хорошо, что никто из товарищей не заметил его состояния!

— Ладно. Пусть со мной идут добровольцы…

— А мы все здесь добровольцы, — прозвучало в ответ.

И снова Васе пришлось краснеть из-за своих слов.

…Они прошли через болото. Одного Коробко всё же не мог предусмотреть — топь подходила к самой насыпи, и укрыться было негде. Вася легко себе представил, что произойдёт через пять минут после взрыва. Охрана ринется к месту диверсии с двух сторон. Партизанам придётся или сложить головы вот здесь — па насыпи, или утонуть в болоте.

— Дела… — протянул Короп.

Коробко лихорадочно искал выхода из создавшегося положения. Конечно, можно было, пока охрана не обнаружила их, уйти тем же путём. Но тогда эшелоны будут катить к фронту…

— Слушай мою команду! — приказал Коробко. — Всем двигаться вправо вдоль железной дороги!

— Там же немцы, охрана, — тихо сказал Короп.

— Задача, — словно не услышав голоса партизана, продолжал Коробко, — как можно ближе подобраться к охране и замаскироваться. Я остаюсь здесь, минирую. После взрыва охрана кинется сюда. Не стрелять, пока она не минует вас. Бить в спину, неожиданно!

О себе он не сказал пи слова, по каждый из шести партизан диверсионной группы понял — у Коробко остаётся один шанс из ста выбраться живым. Но здесь уже никто не мог нарушить приказ. Командир на то и был командиром, чтобы иметь право рисковать собой.

Они уползли в темноту, и Вася не услышал ни звука. «Здорово!» — похвалил он их мысленно.

Немного посветлело. С болота наползал сырой воздух.

Вася взобрался на насыпь. Ножом и руками выкопал углубление. Осторожно установил мину. Проверил взрыватель. Потом приложил ухо к рельсу и прислушался. Ему показалось, что рельс чуть слышно вибрирует.

…Когда тяжёлый паровоз вздыбился и завалился на бок, из топки вдруг вырвалось яркое пламя и озарило картину крушения. С открытых платформ, срывая крепления, катились вниз орудия и танки, офицерский вагон смяло и вверх полезли листы железа, какие-то доски. В хвосте поезда рвались боеприпасы.