Яков Давидзон - Орлята партизанских лесов

Миша засунул гранату под корень молодой сосенки, присыпал сверху веточками и опавшей хвоей. Хорошенько приметил место.

Ещё раз осмотрелся и, пригибаясь, направился к селу. Дорога тут ему знакомая, не раз хоженая. За полуразрушенной, без крыши, крайней хатой Миша распрямился во весь рост — ни дать, ни взять сельский мальчишка, которого мать послала к соседке за солью.

Но на месте дома, в котором жил связной, чернело пепелище…

Дворами, за домами, Миша пробрался в село и залёг на пригорке, за коровником, из которого давным-давно и дух коровий выветрился. Осмотревшись, он обнаружил две крытые брезентом грузовые машины и бронетранспортёр. Двое немецких часовых не спеша то сходились, то расходились. Близилось время побудки. Полицай, таскавший воду из колодца, совсем взмок. Он наполнял немецкую походную кухню, стоявшую под деревьями. Возле кухни возился немец-повар. Толстый, без кителя, он покрикивал на полицая «Шнель! Бистро!»

Полицай, подобострастно выпучив глаза, тряс в знак согласия головой и стремглав выскакивал со двора. «Так тебе и надо, фашистский прихвостень! Побегай, побегай, холуй!» — приговаривал Миша, когда полицай вновь появлялся с двумя тяжёлыми вёдрами.

Начали просыпаться солдаты. Они выходили на крыльцо школы, потягивались, зевали. «Тут бы и ударить! — с сожалением подумал Миша. — Они и пикнуть бы не успели…»

Нужно было спешить в отряд. Миша имел точное представление о численности прибывших немцев и новых полицаев, пополнивших и без того сильный гарнизон. В саду высмотрел замаскированную рацию.

«Не случайно их сюда занесло, — решил Миша. — Что-то фашисты затевают…»

Двое партизан, ушедших в дальние сёла, возвратились на следующий день после полудня. Они устали, один натёр ногу и едва мог идти. Немного отдохнули. Миша рассказал о том, что видел. Оказывается, его товарищи тоже задержались, обнаружив подозрительное передвижение немцев. Стало ясно: фашисты собирают карательную экспедицию против партизан.

— В какое село не ткнёшься, в каждой хате — каратели. Артиллерию подтягивают, танки, — заключил старший. — Нужно побыстрее своим сообщить.

…Они наткнулись на засаду, не успев пройти и километра. Автоматная очередь резанула кусты. Первый партизан упал, как подкошенный. Старший вслепую дал очередь по тому месту, откуда стреляли. Остальные отползли, забрав с собой тело убитого. Пальба раздавалась со всех сторон.

— Вы, ребята, бегите, — сказал старший. — Приказываю! Держи, Миша, — это добытые нами сведения. Донесение должно быть доставлено в отряд. Старший сделал два прицельных выстрела, и двое полицаев упали.

— Быстрее уходите! — торопил он Мишу и его товарища. — Винтовку Боровикова возьмите с собой. Ну, счастливо, ребятки!

Мальчики уползали от места схватки. Миша всей душой рвался туда, где отстреливался командир разведки. Он слышал от бывалых партизан, что один иногда прикрывает отход других, ценой своей жизни спасает товарищей. Но одно дело слышать, и совсем другое — самому быть свидетелем, как за тебя отдаёт жизнь товарищ, с которым ты спешил в отряд.

Микола не отставал от Миши ни на шаг.

— Стой!

Миша увидел, как из-за дерева выступает долговязый полицай в немецком френче.

Ребята бросились было бежать, но из засады открыли огонь.

Что-то острое и горячее ударило повыше бедра. Боли Миша не почувствовал. Но понял, что ранен, когда увидел, как быстро темнела старенькая рубашка и правая штанина.

Миша расстрелял последние три патрона, прикрывая товарища, которому отдал донесение. Немцы или полицаи — он не видел их — сначала стреляли густо, не экономя патронов. Но не слыша ответных выстрелов, прекратили огонь. В лесу стало тихо-тихо.

Высоко-высоко над верхушками деревьев неслышно скользили по голубому небу белые облака.

Миша запел, и с каждым словом голос его раздавался всё громче и громче:

Он приладил гранату под рубашкой, разогнул усики, предохраняющие чеку, и просунул указательный палец в кольцо. Превозмогая боль, поднялся и опёрся о тонкую берёзку.

Миша увидел, как из высокой травы поднялся, насторожённо наблюдая за ним, долговязый полицай. За ним стали подниматься и немцы. Миша насчитал пятерых солдат, шестым был фельдфебель. «Только бы не струсили, подошли поближе…» — думал Миша и ещё крепче, теснее прижался к тонкой берёзке.